Я так быстро и безоговорочно согласился, что озадаченные кадровики, выслушавшие отказы нескольких бывалых, умудренных жизнью полярников, стали задним числом разъяснять, что остров-де совсем не похож на те места, где мне приходилось бывать. Остров, говорили они, покрыт льдом, трава там не растет, а самолет даже в случае крайней необходимости быстро прилететь не сможет. Шесть часов клади на перелет да на непогоду неделю, а то и две… Ночь там будет длиннее, чем везде, а летом солнца не увидишь из-за туманов, и люди там чаще хандрят, раздражаются, и порой ладить с ними бывает не просто. Но все это уже не могло меня испугать: я верил в свои силы и думал, что, если там действительно окажутся белые медведи, жизнь наша сложится хорошо.
…Издали остров напоминал ледяной айсберг. Да и вблизи на нем невозможно было разглядеть каких-нибудь признаков земли. Все было бело, всюду, куда ни кинешь взгляд, застыли айсберги, льдины, и ни одной живой души вокруг.
Под прикрытием взобравшегося на ледник, словно выросшего из-под снега трактора, как пехота с танком, все смело двинулись в путь. Вскоре на фоне безбрежного ледяного покоя взору открылась полярная станция — крохотная кучка домиков, притулившаяся между ледником и шероховатой грядой торосов. При взгляде на нее сердце у меня тоскливо сжалось. Впервые, будто прозрев, я почувствовал всю огромность расстояния, которое, как только улетит самолет, надолго разъединит нас с остальным миром. И явственно представил себе, что, оставшись всемером, мы будем жить словно на затерявшемся в океане плоту…
Видно, летчики подметили мое настроение, так как стали говорить, что летать сюда не так уж сложно и садиться будто бы легко. А штурман, тот все повторял, пытаясь меня утешить, что местечко-то зато какое — медвежье! Ну прямо-таки настоящий «медвежий угол»! Только это в ту минуту меня и утешало. Медведи и в самом деле здесь были, и я вновь уверовал, что жить они нам обязательно помогут.
Белые, совершенно белые чайки, как комья пушистого снега, порхали над домиками станции на сером фоне неба. Это было удивительно, никто из нас не предполагал, что в этом краю можно встретить еще и птиц. Их было много. У птиц черными были лишь клюв, глаза и лапки, и, садясь на снег, если бы не эти детали внешности, птицы, пожалуй, делались бы невидимками. Я вспомнил, как, впервые увидев чайку, был восхищен ее красотой. Не удержавшись, желая заполучить ее, я даже выстрелил. А потом страшно разочаровался, узнав, что птица прилетела за вонючей моржатиной, которой мы кормили наших собак. Я расстроился так, будто застал прекрасную фею копающейся на помойке, и с тех пор перестал этих птиц замечать.
Тут же на снегу разгуливали и сизокрылые полярные стервятники— бургомистры, желтоклювые птицы с гусиными перепончатыми лапами и красными алчными глазами. Я всегда недолюбливал их. Они дрались и пищали, словно крысы, разоряли птичьи базары, но вместе с тем приносили пользу, очищая берега от падали. Всюду в Арктике они жили неподалеку от жилья человека, и если раньше я склонен был их не замечать, то тут порадовался встрече: значит, повеселее будет жить.
После того как отпраздновали знакомство и встречу, каждый вник в свои обязанности (благо всем, кроме повара, уже приходилось зимовать) и весь механизм станции пришел в ритмичное действие, выстреливая в эфир через каждые три часа сводки погоды, мы собрались, чтобы поговорить о медведях.
В мясе этих зверей в отличие от многих предыдущих исследователей Арктики мы, слава богу, не нуждались. К тому же были известны случаи заболевания людей, попробовавших медвежьего мяса, трихинеллезом. Так, на Земле Франца-Иосифа во время войны вымерли сотрудники тайно завезенной сюда немцами метеорологической станции. На острове Белом, в ясную погоду хорошо видном от нас, погибли отчаянный шведский инженер Андре и его товарищи, пытавшиеся достичь полюса на воздушном шаре «Орел». Потерпев аварию, они добрались до острова, и здесь их нашли много лет спустя. Они скончались при загадочных, как считали тогда, обстоятельствах, с сохранившимися запасами пищи и топлива. Позднейшие исследования позволили предположить, что виной тому скорее всего медвежье мясо, которым путешественники питались. Я рассказал сначала об этом. Рассказал и о том, как сократилось в последнее время поголовье крупных зверей и что ученые во всем мире совсем не зря опасаются их скорого и полного исчезновения.
По скептическим улыбкам и опускаемым глазам я видел, однако, что мне не все в эту минуту верят.
Нас было семеро. Все уже успели остричься наголо — старая полярная привычка, — и вид у всех был несколько суровый. Разные люди сидели передо мной. Разного возраста: от двадцати до пятидесяти. Время, когда коллективы для трудных зимовок тщательно подбирались, давно прошло. Я знал уже, что кое-кто попал на эту станцию потому, что не ужился на другой. Двое отправились сюда только потому, что хотели жить вместе. Двое остались от прежней зимовки, а самый пожилой решился отправиться на край света из-за разлада в семье…