От философии к прозе. Ранний Пастернак

Философская сторона, заявляет он, раскрывается идеями «ясно и отчетливо», но осязаемых чувственных черт у философских тем нет. А художественная сторона взывает не просто к чувственным восприятиям, у нее есть даже запах: «Каким же мясом несет от идей при всяком художническом прикосновении? Человеческим. То есть: благородным. Святым, философствующим, постепенно освобождающимся от вредной власти судьбы» (III: 515). В словах о «ясных и отчетливых» идеях звучит влияние картезианства: эти понятия указывают на возникновение субъективности в истории философии[195], что, по всей вероятности, связано напрямую с темой повести – внутренним миром растущей девочки. И все же, когда контраст между философией и художественным творчеством подчеркнут, их различия при всей яркости описания «человеческого мяса» остаются расплывчатыми.

Вдобавок, как мы часто подчеркивали выше, Пастернак привычно скрывает почти бесследно философские или теоретические мотивы[196]

. Но даже когда он старается открыть свой замысел, как это и случилось в черновиках «Люверс», его объяснения оказываются еще более загадочными, чем само произведение. И если непросто определить прямые тематические связи между подобными теоретическими отрывками и законченной повестью, то найти общие темы между двумя прозаическими произведениями, написанными одно за другим в 1918 году, – «Письмами из Тулы» и «Детством Люверс» – исключительно трудно. Слова, сказанные Пастернаком Марине Цветаевой о намерении написать «большой роман: с любовью, с героиней – как Бальзак»[197], часто цитируются в качестве подтверждения переворота в творческих планах Пастернака во время работы над «Люверс» и его резкого отхода от предшествующих произведений (Barnes 1989, 269). Но был ли он – этот отход? И, что не менее важно, отход от чего? В этой связи фрагменты, не включенные в опубликованный вариант «Детства Люверс», приобретают особую важность.

В данной главе мы остановимся на пересечениях между теоретическими отступлениями, содержащимися в ранних черновиках повести, с философскими темами, затронутыми в «Апеллесовой черте», статье «Несколько положений» и в «Письмах из Тулы» (разделы 5.1–5.2). Далее мы рассмотрим структуру одного из самых ранних прозаических набросков Пастернака «Заказ драмы», в котором описывается развитие творчески одаренных детей – мотив, имеющий прямое отношение к тематике «Детства Люверс» (раздел 5.3). Обсуждая «Заказ драмы», написанный в 1910 году (то есть год спустя после начала его занятий философией[198]

), мы проследим, как тема психологического развития ребенка попадает в сферу философских интересов писателя (раздел 5.4). Его студенческие заметки по психологии и единственное сохранившееся философское эссе «О предмете и методе психологии»[199] окажут нам на этом этапе неоценимую помощь (раздел 5.5): они дополнят сложившуюся панораму исследований «Детства Люверс» (раздел 5.6), а также обеспечат более широкую теоретическую перспективу для анализа повести в двух последующих главах, соответственно ориентированных на разбор двух частей «Детства Люверс» – «Долгих дней» и «Постороннего».

5.1. «Духовность» прозы: «Надо заходить к человеку в те часы, когда он целен»

В отличие от поэзии Пастернака, которую Ахматова в разговоре с Лидией Чуковской, охарактеризовала как зачатую до шестого дня творения, то есть до создания человека[200], «Детство Люверс» – первое прозаическое произведение Пастернака, признанное критикой, – посвящено целиком и полностью психологическому развитию человеческой личности. Как подчеркивают исследователи, обсуждая контекст пастернаковской работы «О предмете и методе психологии», Пастернак не переставал интересоваться вопросами «психологии и психологизма» на протяжении всего периода философских занятий (Lehrjahre I: 121)[201]

. Интерес к «психологическому генезису» героини Пастернак подтверждает и в письме Полонскому в 1921 году (VII: 371). Мы знаем также, что во второй половине 1918 года, а также в 1919 году он откладывает в сторону работу над поэтическими произведениями и планирует закончить книгу «Статьи о человеке». Этот проект, для которого Пастернак собирал воедино свои теоретические статьи и наброски, мог быть назван также «Квинтэссенция», что подчеркивало согласие Пастернака с постулатами итальянских гуманистов, присоединивших «феномен» человека к четырем стихиям (огню, воздуху, воде и земле), существующим в природе[202].

Любопытно здесь и четкое разграничение, проведенное Пастернаком между поэзией и прозой в «Нескольких положениях»; задачу поэзии он формулирует как поиск «мелодии природы», а основной целью прозы объявляет поиск человека в водовороте современной жизни. В результате писательский труд с его двумя полюсами – поэзией и прозой – соединяет природу и людей, причем главным объектом прозы в силу ее «одухотворенности» оказывается именно человеческая личность: