От философии к прозе. Ранний Пастернак

В противовес этому взвешенному, спокойному пространству существует – как какой-то иррациональный налет – беспорядочное поведение родителей, угрожающее нарушить установившийся порядок. Однако, как и Мотовилиха, появляющаяся в ночи «далеко-далеко» в самом начале повести, так и необъяснимая раздражительность родителей и их как бы наэлектризованная нервозность остаются в большой степени на периферии детского сознания, но все же неожиданные поступки отца и матери отражаются «изнутри» и опять секретно, на этот раз как некая однородная и давящая масса неприятия, обиды и вины:

Ничем неуязвимый, какой-то неузнаваемый и жалкий, – этот отец был – страшен, в противоположность отцу раздраженному, – чужому. Он трогал больше девочку, сына меньше.

Но мать смущала их обоих. […]

Все, что шло от родителей к детям, приходило невпопад, со стороны, вызванное не ими, но какими-то посторонними причинами, и отдавало далекостью, как это всегда бывает, и загадкой, как ночами нытье по заставам, когда все ложатся спать (III: 36–37; курсив мой. – Е. Г.).

Иными словами, самые «родственные» и близкие люди оказываются на этом этапе просто далекими незнакомцами, а их поступки в буквальном смысле слова выходят за грань детского понимания. Пространственные и временные маркеры соотносятся здесь с происшествиями, выпадающими из привычной жизни, и воспринимаются детьми отстраненно: как «нытье по заставам, когда все ложатся спать» (III: 37). Это непонятное поведение взрослых подрывает горизонтальную симметрию окружения, но при этом расширяет уже познанное пространство и наполняет его чувством опасности – скрытой, подсознательной неуверенностью по отношению к внешнему и далекому. Так, спокойный, упорядоченный домашний мир уже не может защитить детей от неизвестности, проявляющейся на этом этапе в неожиданных приступах раздражительности родителей и в ощущении вины, испытываемом детьми в мире, сплошь состоящем из одушевленных предметов и безличных или непонятных людей (см. таблицу 6-Б).

Мы читаем у Романа Якобсона о наиболее частых стилистических приемах Пастернака: «Но предпочтительный его прием – упоминание какого-нибудь рода деятельности вместо самого действующего лица; какого-то состояния, выражения или свойства, присущего личности, на месте и вместо самой этой личности – и такие абстракции имеют тенденцию, развиваясь, объективироваться и приобретать автономность» (Якобсон 1987, 330). Эта манера письма, по мнению Флейшмана, разрушает грань, разделяющую субъекты и объекты (Флейшман 1977, 19–21). И действительно, не сама гувернантка, а только ее руки и, еще точнее, пространство, в котором они движутся, привносят в семейный круг Люверс ощущение порядка. Человек в этой конструкции соотношений с окружающим миром как бы теряет власть над предметами: вещи передвигаются вместе с людьми, вторят их мыслям, порывам и состоянию[257]. Но очень возможно, что эта симметрия субъекта и объекта – замедляющая время, ограничивающая возможность неоспоримых поступков или активных действий[258] – все же не основной прием Пастернака. То, что критики понимают, как его тягу к изображению слабого деятеля[259]

, может быть направлено также на изображение специфических свойств детства, описание необычного видения ребенка и его тайную печаль.

Так, в первой части «Детства Люверс» метонимические серии преобладают, предметы одушевляются, «свойства, присущие личности», более важны, чем личность как таковая. В результате симметрия между предметами и людьми не позволяет каким-либо поступкам и событиям выйти на первое место, и эта невозможность неожиданного продолжает скрывать от детей реальность их бесправия и бессилия или же – что представляется в равной мере возможным – их еще не раскрывшиеся и не осознанные силы.

Таблица 6-Б. Раннее детство Жени Люверс

Женя же, проведя «долгие дни» в пространстве, где «все чаще и чаще игралось и вздорилось, пилось и елось в совершенно пустых, торжественно безлюдных комнатах» (III: 35) и где не было определенных действующих лиц, наконец перейдет эту границу[260] и вступит в новое противостояние – на этот раз с силами природы. Однако и на этом новом этапе уже устоявшееся видение соотношений с окружающим миром будет препятствовать большим жизненным переменам. Детство продлится чуть дольше – благодаря обманчивой непрерывности отношений между неодушевленными предметами и ощущениями удивленных детей.

6.3. Границы весны и очертания души