Я не придал бы Тамаркиным речам никакого значения, если бы случайно не подслушал тем же вечером удивительно красивые и мудрые слова. Тамарка, оказывается, была верующей и перед сном молилась. Я запомнил слова молитвы: «Горе мне, ясно разумеющей доброе и произвольно творящей лукавое. Слышала о смерти, а живу, как бессмертная. Много обещаю я, а мало выполняю, ибо плод нужен, а не листья, дела нужны, а не слова. Господи, просвети мрачный ум мой, согрей хладное сердце мое, пошли мне дух сокрушения о грехах моих, избавь меня от тьмы кромешной».
Глава 32 Раздел театра
1
Леонид развелся с женой, а мама его собралась замуж. Долго она примерялась, долго присматривалась, неоднократно откладывала и, наконец, решилась. Не за Елкина, но за Скорого Семена Семеновича, нашего мастера. Я был нечаянным свидетелем того, как они, яко голуби, ворковали в институте, сидя на подоконнике. Возможно, именно тогда Фелицата Трифоновна и уговорила своего жениха взяться за ту постановку, о которой мечтала всю свою сознательную жизнь. Разумеется, главная женская роль в этом спектакле должна была принадлежать ей.
Влюбленный жених под тучами амурных стрел, дал слово возлюбленной и потом ему уже ничего не оставалось, как только данное обещание сдержать. Массу сил и здоровья угробил он на то, чтобы ему разрешили этим творческим материалом заняться и, когда, наконец, все неприятности остались позади и начались репетиции, случилось следующее.
На самой ранней стадии репетиционного периода Семен Семенович понял, что главную женскую роль должна играть другая актриса, а Фелицата Трифоновна играть ее не должна. Всем она была хороша. Талантлива, гениальна, что говорить, ведь он же влюблен был в нее, но эта роль, в его видении, совершенно была не ее. Перебрав все возможные варианты, Скорый решил, что эту роль должна сыграть его дочь. И угадал. Тут он попал в десятку. Августа Вечерняя (сценический псевдоним), проваливавшая в театре все роли, без исключения, в этой работе засверкала, как бриллиант на солнце. С этим согласились все, даже те актеры и актрисы, которые ненавидели дочь Скорого и желали ей не только провала, но даже смерти. То есть самые заклятые ее враги, посмотрев спектакль, сказали: «Да, здесь она на месте и никто не сыграет лучше». Это, конечно же, понимала и Фелицата Трифоновна.
Как великая актриса, как театральный деятель с большой буквы, она понимала, что Августа должна играть эту роль, что это всячески и всевозможно оправдано с художественной точки зрения. Но, как женщина с амбициями, как актриса, мечтавшая всю свою жизнь эту роль сыграть и начавшая с упоением эту роль репетировать, она ни понять, ни простить этого предательства не могла. И от бешенства просто с ума сходила. И со своей стороны, разумеется, готовила Семену Семеновичу «сюрприз».
Состоялось внеочередное собрание труппы, на котором Скорый собирался устроить чистку, передел. В его планы входило избавиться чуть ли не от половины творческого коллектива. Он хотел уволить всех стариков, начиная с Кобяка, мотивируя это тем, что давно уже не заняты в спектаклях и в театр приходят только за зарплатой и всю бездарную молодежь, начиная с собственного сына Аруноса.
Настал час «икс» и Фелицата Трифоновна перед речью Скорого взяла слово. Семен Семеныч, считая ее союзницей и, возможно, размышляя в тот момент о том, где и за сколько покупать ему обручальные кольца, сидел и подправлял карандашом заготовленные тезисы.
И тут словно гром грянул среди ясного неба. Фелицата Трифоновна принялась громить и чистить самого главрежа. Собрание фактически сменило повестку дня. Это уже было не что иное, как рассмотрение личности Семена Семеновича как лица, несоответствующего занимаемой должности. А в зале пресса, товарищи из Минкультуры и ответственные работники.
Я также присутствовал на собрании и кое-что запомнил из сказанного. Фелицата Трифоновна, в кожаном пиджаке, похожая на комиссара, размахивая на трибуне кулачком, громко, эмоционально и по-актерски точно расставляя акценты, говорила: