Амос ответил длинным письмом. «Я понимаю, что мой ответ оставляет желать лучшего, но ты тоже стал проявлять гораздо меньше интереса в возражениях и критике. Ты стал рьяно защищать некоторые идеи в стиле «люби или уходи» вместо того, чтобы попытаться установить истину. В нашей совместной работе я всегда восхищался твоей беспощадностью как критика. Ты отбросил весьма привлекательный подход к теории сожаления (разработанной в основном тобой) из-за одного контрпримера, чье влияние едва ли кто-нибудь (кроме меня) мог реально оценить. Ты не дал нам написать работу о привязке, потому что в ней чего-то не хватало. Ничего подобного я больше не вижу в твоем отношении ко многим из твоих последних идей».
Закончив это письмо, Амос написал другое – математику Варде Либерман, своей подруге в Израиле. «Между тем, как я вижу мои отношения с Дэнни, и тем, как он воспринимает меня, нет никаких пересечений. То, что мне кажется открытостью между друзьями, он воспринимает как оскорбление, а то, что кажется ему правильным по отношением ко мне, я считаю обидным. Ему сложно принять, что мы разные в глазах других людей».
Дэнни хотел, чтобы Амос исправил представление о том, что они не равные партнеры. Он нуждался в этом, потому что считал, что Амос разделяет такое восприятие. «Он согласен с ситуацией, которая оставляет меня в его тени», – говорил Дэнни. Амос был недоволен тем, что Фонд Макартуров наградил его, а не Дэнни, но когда Дэнни позвонил с поздравлениями, он только обронил небрежно: «Если бы я не получил грант за это, я бы получил его за что-нибудь другое».
Амос мог писать бесконечные рекомендации для Дэнни и говорить людям в частных разговорах, что тот является величайшим из ныне живущих психологов в мире, но когда Дэнни сказал Амосу, что Гарвард пригласил его на работу, Амос ответил: «На самом деле они хотят получить меня». Он просто ляпнул это, а потом, вероятно, сожалел, даже если и не ошибся в своих предположениях. Амос не мог не ранить Дэнни, Дэнни не мог не чувствовать себя раненым. Барбара Тверски занимала кабинет в Стэнфорде рядом с Амосом. «Я слышала их телефонные разговоры, – говорила она. – Не в каждом разводе такие разборки».
В конце 1980-х Дэнни вел себя как человек, попавший в какую-то таинственную, невидимую ловушку. Однажды разделив свой ум с Амосом Тверски, трудно было выбросить Амоса Тверски из своего ума. Именно поэтому Дэнни решил пойти по иному пути: убрать Амоса из своего поля зрения, и в 1992 году Дэнни перебрался из Беркли в Принстон. «Амос отбрасывает тень на мою жизнь, – говорил он. – Мне нужно уйти. Он завладел моим разумом».
Амос не понимал потребности Дэнни отдалиться от него на три тысячи миль. Его озадачивало поведение Канемана. «Приведу тебе небольшой пример, – писал Амос Варде Либерман в начале 1994 года. – Вышла книга о нашей теории, и во вступлении к ней написано, что мы с Дэнни «неразделимы». Так Дэнни написал автору, что «уже десять лет мы не имеем друг с другом ничего общего». При том, что за последние десять лет мы опубликовали пять совместных статей и много работали над несколькими другими проектами, которые так и не закончили (в основном по моей вине). Пример тривиальный, но дает представление о его душевном состоянии».
Уже давно, даже когда они еще навещали друг друга, их сотрудничество в сознании Дэнни закончилось. Хотя для Амоса – продолжалось. «Ты, кажется, намерен сделать мне предложение, которое я не могу принять», – писал Дэнни Амосу в начале 1993 года. Они оставались друзьями, однако находили отговорки, чтобы обсуждать научные проблемы. А свои проблемы держали при себе, так, что большинство людей полагали, что они по-прежнему работают вместе.
«У Дэнни есть новая идея, как сделать книгу, – писал Амос Варде Либерман в начале 1994 года. – Собрать несколько работ, опубликованных в последнее время каждым из нас, без связи или структуры. Идея, по-моему, довольно нелепая. Это будет выглядеть как собрание работ двух людей, которые когда-то работали вместе, а сейчас не в состоянии даже согласовать темы… Не то что писать, я и думать-то в такой ситуации не могу».
Возможно, Амос не мог дать Дэнни то, что тот хотел, потому что просто понятия не имел о его потребностях. А потребности эти были очень деликатными. В Израиле у каждого из них был огурец. Теперь Амос получил банан. Но банан не вызывал у Дэнни желания бросать огурец в лицо экспериментаторов. Дэнни не нуждался в вакансии в Гарварде или гранте для гениев от Фонда Макартуров. Они могли бы помочь – но только если бы изменили взгляд Амоса на него. Дэнни жаждал, чтобы Амос продолжал относиться к нему и его идеям некритично, как раньше, когда они оставались вместе в одной комнате.
В конце концов, что такое брак, если не договоренность об искажении восприятия другого человека по отношению ко всем остальным? «Я хотел что-то от него, а не от мира», – говорил Дэнни.