Отрочество 2

— Хочу немножечко о себе, — продолжил он, азартно напрягшись, — если кто вдруг не знает.

— Знаем, — негромко сказал немолодой мужчина среднего роста, и все присутствующие утихли. Серые его глаза с прищуром глянули будто в саму душу, — ты нам лучше про забастовку в Одессе скажи — как было?

Фима открыл было рот, штобы порекомендовать себя лучшим образом, но разом понял, што здесь вам не там! Честно надо.

— Хреново, — ответил он усмешливо, — не я её затеял…

Фима с облегчением увидел едва заметное одобрение в глазах мужчины…

— … но пришлось брать на себя ответственность за Молдаванку. Не столько даже за справедливость, сколько за людей, которых с детства знал.

— Не справедливец, значица? — снова сощурился всё тот же немолодой мужчина, и Фима почувствовал себя, как перед раввином на бар-мицве, што перед гоем таки странно, но почему-то — правильно.

— Я честный коммерсант, — суховато усмехнулся Бляйшман, пытаясь не опустить глаза.

— Да не надо так давить! — возмутился он, — Я таки не сказал за закон, я говорю за совесть! Контрабанда в обе стороны, если это нормальные товары, но просто в обход удорожающей таможни, так это вам где?!

Лёгкий кивок, и будто плита чугуна с плеч. Короткие переглядки, и мужчины будто только сейчас решали — дать ему шанс? Дали.

— Хочу поговорить за эту войну, — повёл плечами Фима, с некоторой тревогой понимая, шо это если и русские, то какие-то неправильные!

«— Отборные» — постучалось в череп, и сразу стало легче. Потому как если все такие… нивроку! Пережуют вместе с бизнесом!

— Война всегда плохо, — не без труда продолжил он, пытаясь не отпустить пойманное за хвост ускользающее вдохновение, — но и она же — возможности! Я таки не буду говорить вам за патриотизм в пользу буров, скажу лишь за нашу с вами пользу!

— Все, кто хотел взять в руки винтовку и пойти воевать за чужое надо, уже в рядах! Кто-то воспринял чужие беды за свои, кто-то хочет натурализоваться через войну — не нам судить.

— Я, — поймав кураж, он наклонился вперёд, ловя взгляды вожаков, — могу сделать хорошо для всех, включая сибе! Кто-то умный давно сказал, што для войны нужны деньги, деньги, и ещё раз деньги! Но здеся денег до жопы, а вот с людьми — зась!

— Нормальными людьми, — уточнил Фима под понимающие смешки собравшихся.

— Люди, — переждав, он начал говорить, отделяя слова паузами, — требуются везде! Не только на фронте, но и на фермах, в шахтах. Везде! Вы и сами о том знаете, так што не буду мять вам уши своими словами.

— Но! — толстый палец с обгрызенным ногтем устремился в небеса, — Многие забывают за логистику, то бишь за снабжение!

На лицах начало проступать понимание.

— Твою выгоду мы видим, — из дальнего угла вышел и встал, укоренившись сапогами в пол, длиннобородый мужчина в старообрядческой поддёвке, — поясни нашу.

— Моя, — подчеркнул голосом Бляйшман, потея от волнения, жары и духоты, — транспортная компания нуждается в людях, буры нуждаются в поставках. Всё есть у меня! Связи, деньги, налаженные маршруты… людей нет.

— К себе зовёшь? — прищурился из-за столика явный горняк, с навсегда въевшейся рудной пылью на худом лице, искажённом сейчас неприязненной гримасой.

— Да! Но нет, — Фима выставил ладони вперёд, — Я хочу придти к Бургеру[62] и предложить себя и вас — если договоримся, за коммандо! Сугубо транспортное, понимаете? Воевать если и да, то сугубо при нападении на обоз!

— На основе твоей компании? — сощурился старообрядец.

— Да! — не стал отнекиваться коммерсант, — Готовая структура, и глупо было бы делать иначе!

— Мне, — перехватил он инициативу, — разрастание компании и прибыль на этом — потом, после войны. Война пройдёт, останутся связи, налаженные маршруты, и частично — люди. Вам — возможность хорошей работы — с повышением, а то и собственным делом опосля. Ну и натурализация, кому надо.

К некоторому, отчасти даже расстроенному, удивлению Бляйшмана, собравшиеся не стали увлекаться ни пивом, ни бесплатной едой. Обсудив меж собой предложение, вожаки русской общины Претории разошлись в наступающих сумерках.

Глава 31

Проснувшись весь в поту, некоторое время никак не мог понять, где я, и только тревожность чортова сердце разгоняет так, как не всякий бег. Опасаясь выдать себя самомалейшим движением, лежал недвижно, с прикрытыми глазами, пока не отпустило мал-мала.

Вспомнилось и осозналось наконец, што я не абы где и кто, а на семейной ферме Ройаккеров, укрывшейся в одной из межгорных долин Драконовых гор.

Сказались ночёвки в вельде, н-да… Раз переночевать в окружении английского патруля, да два — на фермах пробританских буров… бодрит, ети его! Нехороший звоночек, такое вот просыпанье.

Сны ещё, от которых накатывает тоска, а есть ли потом польза, нет ли… Вот и сейчас уходит потихонечку глухое чувство безвозвратной потери.

Снова летал. Шёлковые треугольные крылья за спиной, и свободное паренье на восходящих и нисходящих потоках — на десятки километров, на все четыре стороны света.