Отцовский договор

Крошечными шажками папе удалось почти самостоятельно добраться до холла больницы. Сын шел позади с сумками. Они взяли номерок и стали ждать. Через полчаса прибыл молодой парень с перевязанными руками и пушистой поделочной проволокой разных цветов в волосах. Его мама беседовала с девушкой на стойке, а он оглядывался по сторонам с таким видом, словно был с другой планеты. Парня позвали раньше папы.

– Он просто притворяется, – сказал папа и покачал головой. – Он совсем не больной.

Через полтора часа папа попал на прием к доктору. Сын пошел с ним, сестра осталась ждать снаружи. У папы случился приступ кашля. Потом еще один. Он сплевывал кровь и мокроту в бумажную салфетку. Доктор попросила его сесть.

Папа сказал, что находится здесь против своей воли. Психологи – они для женщин и шизиков. Фрейд был еврейским педофилом и сидел на кокаине. А Юнг был педиком. Конечно, папа иногда грустил. Например, после развода. Или когда заболел диабетом. Но кто не грустит хоть иногда? Птицы грустят. Собаки грустят. И люди тоже могут погрустить.

– А когда вы грустили в последний раз? – спросила врач.

– Грустил? Я никогда не грущу. У меня времени нет грустить. У меня трое детей. Двое. Я всю жизнь работал. Рассудок у меня здравый. Это тело разваливается.

Сын сидел на стуле позади отца, чуть сместившись в сторону. Сын плакал.

– Я смотрю, ваш сын, похоже, грустит, – сказала доктор с русским акцентом.

– Он слишком много думает, – ответил папа. – Очень он чувствительный.

– Вы, конечно, сами понимаете, что я не могу положить вас, – сказала доктор. – Но я могу направить вас в амбулаторное отделение.

Папа посмотрел на нее колючим взглядом.

– Не нужен мне психолог. Мне нужен настоящий врач. Мне нужно МРТ. Мне нужно…

Он начал безостановочно кашлять.

– Я бы хотела, чтобы кто-то в обычном приемном отделении тоже осмотрел его на предмет кашля, – с казала доктор.

Папа пошел к обычному врачу и тот уложил его в больницу с подозрением на туберкулез. Его оставили под наблюдением, ему сделали рентген легких, он лежал в отдельной палате с телевизором, искусственными цветами на подоконнике и постельным бельем с рисунками. Выглядел он довольным. Когда дети навещали его, он говорил, что кормят его отлично, медсестры приветливые, а доктора подозревают у него туберкулез или еще какую-то легочную инфекцию.

– А вы-то все думали, у меня депрессия, – говорил он, посмеиваясь. – С каких это пор от депрессии случается паралич?

Иногда кашель отпускал его, но бывали дни, когда он с трудом мог подняться на ноги. На скорой его перевезли в инфекционное отделение больницы в Худдинге[56]. Там был маленький холл, где можно было оставить верхнюю одежду, и телевизор с видеомагнитофоном на колесиках. Его детям, которые были уже не детьми, а взрослыми, приходилось во время посещений надевать белые маски. Когда он пожаловался, что на больничном телевизоре мало каналов, они принесли ему кучу кассет из видеопроката. На них были папины любимые фильмы: «Без лица», «В осаде», «Крепкий орешек», «Над законом».

– А с Ван Даммом ничего нет? – спросил папа.

– Есть, конечно, вот «Трудная мишень». А еще «Двойной удар».

Папа разулыбался. Выглядел он бодрее. Через несколько недель врачи могли констатировать, что туберкулез, который они у него подозревали, видимо, излечился. Дети сдали анализ на туберкулез с отрицательным результатом. Папа перестал кашлять или, во всяком случае, стал кашлять не так часто. Ему пригласили консультанта из отделения психиатрии, которая рекомендовала папе электрошоковую терапию и антидепрессанты. Его переместили обратно в отделение психиатрии, где он делил палату еще с тремя пациентами, которые, с папиных слов, были «полными шизиками». Ему провели терапию электрошоком, он попринимал антидепрессанты, и в один солнечный вторник его отпустили домой.

Теперь он лежал в своей обычной кровати, которая вообще-то была кроватью сына, в квартире, где проживал сын, которая вообще-то была папиной. Телевизор был включен. В гости зашла сестра.

Она привела с собой своего сына.

– Ну и намучился я, – пробурчал папа. – А знаете, почему я все это выдержал? Знаете, что спасло мне жизнь, когда уже и надежды никакой не оставалось?

Его сын улыбнулся. Он знал, что сейчас будет. Вот теперь. После всех лет ожидания. Теперь он это скажет. Меня спасла любовь моих детей. Эта реплика была прописана папе по сценарию. Меня спас мой сын. Это была обязательная реплика. Я так горжусь тобой, дорогой сынок, спасибо тебе за все, что ты для меня сделал. Вот что должен был произнести папа, но так и не произнес.

Вместо этого он сказал:

– Я все это выдержал благодаря необычайной здравости рассудка. Без этого я бы пропал.