Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

“Я тосевит. С этим ничего не поделаешь, — сказал Кассквит, пожимая плечами. “Мне самому приходится смириться с этим. Но разве мы не установили, что я также являюсь гражданином Империи и способен оказывать важные и полезные услуги для Расы? На самом деле, могу ли я не предоставлять некоторые из этих услуг именно потому, что я одновременно гражданин Империи и Большой Урод?”

Она с нетерпением ждала, как он отреагирует на это, и ей захотелось зааплодировать, когда он сделал утвердительный жест. “Истина вылупляется из каждого твоего слова", — ответил он. “Я не могу выразить вам, как я рад узнать, насколько серьезно вы относитесь к своим обязанностям гражданина Империи”.

“Конечно, я отношусь к ним серьезно”, - сказал Кассквит. “В отличие от многих представителей Расы — если я могу судить по тому, что я видел, — я отношусь к ним серьезно, потому что не принимаю их как должное”.

“Это хорошо сказано", ” сказал ей Томалсс. Он выразительно кашлянул. “Ваши слова могли бы стать примером и источником вдохновения для многих мужчин и женщин нашей Расы”.

“Еще раз, высокочтимый сэр, я благодарю вас", — сказал Кассквит. “И я также рад иметь привилегии, которые приходят с гражданством в Империи”.

Она подождала еще раз. Томалсс сказал: “И хорошо, что ты можешь быть. Говорите, что хотите, о диких Больших Уродах, но вы являетесь частью более старого, более крупного, более мудрого, более утонченного общества, чем любое из них”.

“Я согласна, превосходящий сэр”. Кассквит не могла улыбнуться так, чтобы ее лицо знало об этом, как могла бы дикая Большая Уродина, но внутри она улыбалась. “И разве вы не согласитесь, господин начальник, что одной из привилегий гражданства является свобода от произвольного шпионажа?”

Томалсс открыл рот, закрыл его, а затем попробовал снова: “Вы не обычный гражданин Империи, вы знаете”.

“Разве я не такой, как все?” — спросил Кассквит. “Если да, то как я вообще могу быть гражданином?”

“Нет, ты не менее чем обычный”, - сказал Томалсс.

Прежде чем он смог что-то добавить к этому, Кассквит набросился: “Тогда почему вы имеете право продолжать слушать мои разговоры?”

“Потому что вы отличаетесь от обычного гражданина Империи”, - ответил Томалсс. “Вы вряд ли можете отрицать эту разницу”.

“Я этого не отрицаю", ” сказала она. “Но я действительно думаю, что придет время, если оно еще не пришло, когда это не перевесит мою потребность иметь возможность вести свою жизнь так, как я считаю нужным, а не так, как вы считаете лучшим для меня”. “Вот вы снова пытаетесь ранить меня”, - сказал Томалсс.

“Ни в коем случае”. Кассквит использовал отрицательный жест. “Ты мужчина, который вырастил меня. Ты научил меня большей части того, что я знаю. Но сейчас я вылупился из яйца незрелости. Если я гражданин, если я взрослый, у меня есть право на какую-то собственную жизнь”.

“Но подумайте о данных, которые потеряет Гонка!” — в смятении воскликнул Томалсс.

“Я важен для вас как личность или из-за данных, которые вы можете получить от меня?” Даже когда Кассквит задал этот вопрос, она задавалась вопросом, хочет ли она услышать ответ.

“И то, и другое”, - ответил Томалсс, и она подумала, что он мог бы сказать что-то значительно худшее. Но даже этого было недостаточно, уже нет.

“Превосходящий сэр, — сказала она, — если мы не сможем достичь взаимопонимания, я собираюсь воспользоваться привилегией гражданина и попытаться сохранить свою частную жизнь или ее часть законными средствами. И если я узнаю, что на самом деле я скорее подопытное животное, чем гражданин, мне придется сделать другой выбор. Разве это не правда?” Она закончила разговор прежде, чем Томалсс смог сказать ей, считает ли он это правдой или нет.

“Я думаю, что мы в деле”, - сказал Глен Джонсон. “Клянусь Богом, я действительно думаю, что мы в деле. Нам все сошло с рук, как по маслу.”

“Поздравляю", ” сказал Микки Флинн. “Вы только что выжали максимальный пробег из серии одного дела”.

“О, вы маловерный”, - сказал Джонсон.

“У меня есть большая вера — вера в то, что все может пойти не так в самый неподходящий момент”, - ответил Флинн. “Всегда помни, О'Рейли настаивал на том, что Мерфи был оптимистом”.

“Обычно так оно и есть", ” согласился Джонсон. “Обычно, но не всегда”.

Флинн пожал плечами. “Если ты думаешь, что заставишь меня поддаться безудержному оптимизму, можешь подумать еще раз. Либо так, либо ты можешь надеть уздечку и покататься верхом где-нибудь в другом месте.”

Фыркнув более чем по-лошадиному, Джонсон сказал: “Интересно, что произойдет, когда Ящерицы узнают”.

”Это зависит от обстоятельств", — серьезно сказал Микки Флинн.

“Большое вам спасибо”. Джонсон изобразил не выразительный кашель, а еще одно фырканье. “И от чего, скажи на милость, это зависит, о мудрец века?”