После мрачного разговора Мойше Русси изобразил улыбку. “У плохих пенни есть способ сделать это. Интересно, что нас ждет сегодня?”
“Может быть, что-то интересное?” — предложил Рувим, придерживая дверь открытой для своего отца. “Когда я начал практиковать, я не думал, что так много из этого будет просто… рутина.”
“Это не всегда плохо”, - сказал его отец. “Интересные дела, как правило, тоже трудные, те, которые не всегда заканчиваются так хорошо”.
“Вы стали врачом, чтобы зашивать порезанные ноги, делать уколы детям и советовать людям с острым фарингитом принимать пенициллин?” — спросил Рувим. “Или ты хотел увидеть то, чего никогда раньше не видел, может быть, то, чего никто другой тоже не видел?”
“Я стал врачом по двум причинам: чтобы вылечить больных людей и заработать на жизнь”, - ответил Мойше Русси. “Если я вижу пациента, у которого есть что-то, чего я никогда раньше не видел, я всегда волнуюсь, потому что это означает, что у меня нет никаких знаний, на которые можно было бы опереться. Я должен начать гадать, а ошибиться легче, чем угадать правильно".
“Тебе лучше быть осторожным, отец”, - сказал Рувим. “Ты говоришь так, как будто тебе грозит опасность превратиться в консерватора”.
“Возможно, в некотором роде”, - сказал Мойше Русси. “Вот что делает общая практика — это заставляет вас радоваться рутине. Считайте, что вы предупреждены. Если вы хотели оставаться радикальным всю свою жизнь, вам следовало бы лечь на операцию. Хирурги всегда думают, что они могут сделать все, что угодно. Это потому, что они играют в Бога в операционной, и им трудно запомнить разницу между Тем, Кто создавал тела, и теми, кто пытается их починить”.
Они вошли в кабинет. “Доброе утро, доктор Русси", — сказала секретарша Йетта, а затем: “Доброе утро, доктор Русси". Она улыбнулась и рассмеялась над собственным остроумием. Рувим тоже улыбнулся, но это было нелегко. Он слышал одну и ту же шутку каждое третье утро с тех пор, как начал тренироваться со своим отцом, и ему это чертовски надоело.
Его отец выдавил улыбку, которая выглядела почти искренней. “Доброе утро", ” сказал он гораздо более сердечно, чем мог бы сделать Рувим. “Какие у нас сегодня встречи?”
Йетта пробежала по списку: женщина с грибком кожи, с которым они боролись неделями, другая женщина, приносящая своего ребенка для укола, мужчина с кашлем, еще один мужчина — диабетик — с абсцессом на ноге, женщина с болью в животе, мужчина с болью в животе… “Может быть, мы сможем сделать и то, и другое одновременно”, - предложил Рувим. “Два по цене одного”. Его отец фыркнул. Йетта посмотрела неодобрительно. Ей прекрасно нравились ее собственные шутки, независимо от того, как часто она их повторяла. Врач, отпускающий шутки о медицине, был почти так же плох, как раввин, отпускающий шутки о религии.
“Хорошо, сегодня у нас будет достаточно дел, даже без людей, которые просто заглядывают”, - сказал его отец. “Я думаю, у нас тоже будет что-нибудь из этого; мы всегда так делаем”. Некоторые люди, конечно, неожиданно заболели. Другие не верили в назначения, так же как Рувим не верил в Мухаммеда как в пророка.
Он увидел женщину с упрямым кожным грибком, миссис Кратц. Йетта осталась в палате, чтобы убедиться, что ничего неподобающего не произошло, как она делала со всеми пациентками женского пола. Обычай в сторону, она могла бы остаться в стороне. У Рувима не было никакого развратного интереса к миссис Кратц, и у него не было бы его даже без грибка на ее ноге. Она была пухленькой, седой и старше его отца.
”Вот", — сказал он и протянул ей маленькую пластиковую трубочку. “Это новый крем. Это образец, примерно на четыре дня. Используйте его два раза в день, затем позвоните и сообщите нам, как у вас дела. Если это поможет, я выпишу тебе рецепт на большее.”
“Хорошо, доктор”. Она вздохнула. “Я надеюсь, что один из этих кремов сработает в один прекрасный день”.
“Этот должен быть очень сильным”, - торжественно сказал Рувим. Активный ингредиент, новый для человеческой медицины, был тесно связан с химическим веществом, которое ящерицы использовали для борьбы с тем, что они называли пурпурным зудом. Он не сказал этого миссис Кратц. Он решил, что она скорее обидится, чем обрадуется.
После того, как она ушла, вошел мужчина с кашлем. Рувим наморщил нос. “Сколько вы курите, мистер Садорович?” — спросил он; аромат, исходивший от одежды парня, дал ему фору в вопросах этиологии.
“Я не знаю", ” ответил мистер Садорович, кашляя. “Когда мне захочется. Какое это имеет отношение к чему-либо?”
Реувен прочитал свою стандартную лекцию о вреде табака, но мистер Садорович явно не поверил ни единому ее слову. Он тоже не хотел делать рентген, когда Реувен рекомендовал его сделать. Он не хотел делать ничего из того, что предлагал Рувим. Рувим удивился, какого дьявола он потрудился войти. Мистер Садорович удалился, все еще кашляя.
Снова вошла Йетта. “Вот миссис Радофски и ее дочь Мириам. Она здесь, чтобы дать Мириам противостолбнячную таблетку.”