Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

“Мы не были помолвлены или что-то в этом роде”. Джонатан подумал о том, чтобы добавить, что он использовал некоторые вещи, которым Карен научила его с Кассквитом. Но, не будучи склонным к самоубийству, он этого не сделал.

“Нет, не совсем, — сказала Карен, — но мы были так близки, что это не имеет значения — во всяком случае, я так думала”.

У которого были зубы, острые. Джонатан подумал о том, чтобы еще раз объяснить, как он сделал все, что сделал с Кассквитом, исключительно в духе научного исследования. И снова он передумал. То, что он сказал, было столь же подстрекательским, хотя в то время он этого не осознавал: “Если подумать, может быть, тебе лучше не выходить за меня замуж. Это может быть небезопасно для вас”. “Что вы имеете в виду под "небезопасно"?” — спросила Карен. “Я знаю, что ты сумасшедший, но я никогда не думал, что ты особенно опасен”.

"Спасибо… я думаю”. Он пожалел, что не держал рот на замке. Он не сказал ей об этом, когда узнал об этом после того, как вернулся со звездолета. Он никому не сказал. Сын офицера, он знал, что секреты могут просочиться, если ты начнешь болтать языком. Но он боялся, что его отец исчез из-за того, что он знал. Разве это не означало, что он, Джонатан, обязан был позаботиться о том, чтобы тайна не была уничтожена? И на Карен можно было положиться. В конце концов, она знала о детенышах, не так ли?

Чем больше вы смотрели на вещи, тем сложнее они становились. Его отец настаивал на этом столько, сколько он себя помнил. Здесь, как и в других местах, его старик, похоже, был прав.

“Ты все еще не сказал мне, что ты имел в виду”, - напомнила ему Карен.

"Ну…” Джонатан изо всех сил старался тянуть время. “У меня есть некоторое представление о том, почему мой отец исчез, и это связано с тем, что он знал, и с тем, что он мне сказал”.

“Что-то, что он знал?” — эхом повторила Карен, в то время как люди, не беспокоящиеся ни о чем, кроме занятий и обеда, ходили взад и вперед всего в нескольких футах от нее. “Ты имеешь в виду то, что он знал, чего не должен был знать? Звучит как что-то из шпионской истории.”

“Я знаю, что это так. Мне очень жаль, — ответил Джонатан. “У тебя могут быть неприятности только потому, что ты меня знаешь. Мне очень жаль.” Он понял, что повторяется. Он также задавался вопросом, как, черт возьми, разговор так быстро ушел так далеко от его предложения.

Карен сказала: “Ты что-то знаешь?” Это был обычный вопрос; она подождала, пока он покачает головой, прежде чем продолжить: “Тебе придется сказать мне сейчас. Если ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж, я имею в виду. У тебя не может быть такого большого секрета от того, за кем ты замужем”. “Эй! Это несправедливо. Ты даже не знаешь, о чем просишь, — запротестовал Джонатан. “Ты тоже не знаешь, в какие неприятности можешь попасть. Помнишь парня, который пытался взорвать наш дом? Насколько мы смогли выяснить, с ним никогда ничего не случалось.”

Карен только скрестила руки на груди — поверх этого смехотворно неприкрытого топа — и ждала. Она сказала одно слово: “Говори”.

И Джонатан увидел, что, зайдя так далеко, он не мог ничего делать, кроме как говорить. Он наклонился к ней поближе, чтобы никто из проходящих мимо счастливых, беззаботных студентов не услышал ничего необычного. Рассказ о том, что он знал, не занял много времени. Когда он закончил, он сказал: “Вот. Вы удовлетворены?”

“Боже мой", ” тихо сказала Карен. “О, Боже мой”. Она оглядела яркий, залитый солнцем кампус Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, как будто никогда раньше его не видела. “Что нам теперь делать?”

“Это то, что я пытался понять”, - ответил Джонатан. “У меня все еще нет ответов, которые мне нравятся. И, говоря об ответах, ты все еще должен мне один за вопрос, который я задал тебе некоторое время назад.”

«Что? Ах, это. ” Голос Карен оставался далеким. “Я побеспокоюсь об этом позже, Джонатан. Это более важно".

Джонатан подумал, не следует ли ему оскорбиться. Он подумал, не следует ли ему разозлиться. Он обнаружил, что не может сделать ни того, ни другого. Беда была в том, что он согласился с ней.

Мордехай Анелевич представлял себе множество вещей в своих поисках своей семьи. Однако присутствие рядом немца, немца, который был заинтересован в том, чтобы помочь ему, ни разу не приходило ему в голову. Но у Йоханнеса Друкера тоже была пропавшая семья. Анелевичу всегда было трудно представить немцев как людей. Как они могли быть людьми и сделать то, что сделали? Но если мужчина, отчаянно разыскивающий свою жену, сыновей и дочь, не был человеком, то кем он был?

Что было забавно, в ужасном, жутком смысле, так это то, что то, что Друкер думал о евреях, в значительной степени отражало то, что он сам думал о нацистах. “Я никогда не забивал себе голову врагами рейха”, - сказал он Мордехаю однажды вечером. “Если мои лидеры говорили, что они враги, я выходил и разбирался с ними. Это была моя работа. Меня никогда не заботило, правильно это или неправильно, пока Кэти не попала в беду.”

“Ничто не сравнится с личным подходом”. Голос Анелевича был сух.