Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

“Вы думаете, что шутите", — сказал немецкий космонавт.

“Нет, черт возьми, я не шучу”. Теперь Мордехай не мог не показать часть своего гнева. “Если бы у каждого второго немца была еврейская бабушка или дедушка, ничего из этой убийственной чепухи не случилось бы”.

Друкер вздохнул и оглядел маленькую таверну, в которой они пили пиво и ели довольно отвратительное тушеное мясо. Смотреть было особо не на что; только камин давал свет и тепло. “Трудно сказать, что ты ошибаешься”, - признал он, а затем без особого юмора рассмеялся. “Трудно представить, что я сижу здесь и разговариваю с евреем. Я не могу вспомнить, когда я делал это в последний раз.”

"ой? А как насчет вашей жены?” — едко спросил Анелевич. Он наблюдал, как немец покраснел. Но, возможно, это было не совсем справедливо; опять же, у него было ощущение, что один из них смотрит из зеркала на другого.

Друкер сказал: “Я не это имел в виду, черт возьми. Я имел в виду с кем-то, кто действительно верит.”

“Какое это имеет значение?” Сказал Мордехай. “Порча в крови, а не в вере, верно? Иначе они бы не заботились о вашей жене. Они бы не заботились о новообращенных. Они бы не стали… аааа!” Он издал звук отвращения. “Почему я трачу свое время впустую?”

Он сделал еще один глоток пилснера из своей кружки. Он был жидким и кислым, красноречиво свидетельствуя о бедах рейха. Через стол от него Йоханнес Друкер закусил губу. “Ты не делаешь это легким, не так ли?”

”Должен ли я?" — ответил Мордехай. “Насколько легко нам было, когда вы удерживали Польшу? Насколько легко нам было, когда вы снова вторглись в Польшу этой весной? Бомбы с взрывчатым металлом, отравляющий газ, танки — что мы сделали, чтобы заслужить это?”

“Ты встал на сторону Ящериц, а не человечества”, - ответил Друкер.

В этом было достаточно правды, чтобы ужалить. Но это была не вся правда и не что-то близкое к ней. “О, конечно, мы это сделали”, - сказал Анелевич. “Вот почему я пришел искать вашего полковника Ягера, потому что я все время был на стороне Ящеров”.

Друкер снова вздохнул. “Хорошо. Все было не так просто. Вещи никогда не бывают простыми. Просто то, что я попал сюда или пытался это сделать, научило меня этому.”

Евреи, думал Анелевич, родились, зная это. Он не сказал этого немцу — какой в этом смысл? Что он действительно сказал, так это: “Мы оба прошли через это. Если мы сейчас начнем воевать друг с другом, это не принесет нам никакой пользы, и нам не будет легче найти наши семьи".

“Если они там”, - сказал Друкер. “Каковы шансы?” Он вылил остатки пива в пару долгих, унылых глотков.

“Я потянул за ниточки, за которые знаю, как тянуть, в поисках своей семьи”, - сказал Мордехай. “Мне не повезло, но я вытащу их снова для тебя. И я помогу вам связаться с вашим фюрером” — я действительно это говорю? он удивился: “Значит, ты можешь потянуть за свои провода для своей семьи”.

“И для тебя”, - сказал Друкер.

"да. И для моего.” Анелевич задался вопросом, стал бы Рейх утруждать себя ведением учета евреев, похищенных во время боевых действий в Польше. С кем угодно, только не с немцами, у него были бы свои сомнения. На самом деле, у него все еще были свои сомнения, большие сомнения. Но возможность оставалась. Он видел немецкую эффективность и немецкую бюрократию в действии в Варшавском гетто. Если бы какая-нибудь потрепанная, избитая, отступающая армия следила бы за пленными, с которыми она отступала, то вермахт был бы этой силой.

На следующее утро, после завтрака, такого же неприятного, как и ужин, Анелевич повел Друкера в маленький гарнизон, который Раса использовала для наблюдения за лагерем беженцев. Там он столкнулся с бюрократией Ящериц, которая оказалась такой же негибкой, как и немецкая разновидность. “Нет”, - сказал мужчина, которому он адресовал свою просьбу. “У меня нет полномочий предпринимать какие-либо подобные действия. Мне очень жаль.” В лучших традициях бюрократов, независимо от вида, в его голосе не было ни малейшего сожаления.

Пытаясь скрыть свое раздражение, Мордехай спросил: “Хорошо, у кого есть полномочия, и где мне его найти?”

“Здесь никого нет”, - ответила Ящерица. Опять же, как и любому хорошему бюрократу, ему, казалось, доставляло удовольствие мешать тем, кто был до него.

Йоханнес Друкер доказал, что свободно владеет языком Расы: “Вы не полностью ответили на вопрос еврейского боевого лидера. Где мы можем найти кого-то с такими полномочиями?” Он использовал религию Анелевича не как оскорбление, а как подстрекательство, напоминая Ящерице, что он не помогает союзнику.

Это тоже прошло. С возмущенным шипением мужчина сказал: “Ближайшие офицеры, уполномоченные вести переговоры с высшими эшелонами рейха, базируются недалеко от места под названием Грайфсвальд". Он немного изменил произношение, но это имя было нелегко спутать с каким-либо другим.

Анелевич повернулся к Друкеру. “Вернемся туда, откуда мы начали. У меня есть сиденье сзади на моем велосипеде.”

“Должно быть, около двадцати километров", ” ответил Друкер. “Мы можем разделить кручение педалей”.