Ожидание (три повести об одном и том же)

– Ста­рый – что ма­лый. Ста­ри­ков жизнь тол­ка­ет на печ­ку, вас – ре­бя­ти­шек, то­же не под­пус­ка­ет к де­лу по ма­ло­сти лет. Вы­хо­дит, что в жиз­ни мы на ме­же, а не в по­ле. Вас, ре­бя­ти­шек, та­кое по­ло­же­ние кло­нит к иг­рам и к ба­лов­ст­ву, бо энер­гия у вас не рас­тра­че­на. Нас, ста­ри­ков, пи­ха­ет в та­кую вот са­мо­дея­тель­ность: пле­тень по­пра­вить, са­док на­са­дить…

– Ну, не та­кой уж вы ста­рый, – воз­ра­жа­ет ему Вась­ка.

– Ста­рый не ста­рый, а к боль­шо­му де­лу не го­разд. Я же ж на этом мо­ре и трал­ма­сте­ром пла­вал, и ка­пи­та­ном, и да­же пред­се­да­те­лем си­дел сра­зу по­сле вой­ны. То­гда у нас не кол­хоз был, а тро­фей­ный му­зей. На ка­ких толь­ко ди­ко­вин­ных ко­раб­лях не ры­ба­ли­ли! Да­же на ру­мын­ском тор­пед­ном ка­те­ре. Сей­час наш кол­хоз оке­ан­скую фло­ти­лию при­об­рёл. Пер­вым с Чёр­но­го мо­ря в Аф­ри­ку по­бе­жит. – Ста­рик за­ми­рал с ло­па­той, смот­рел в ка­мы­шо­вую тень, долж­но быть, вспо­ми­нал свои даль­ние пла­ва­ния. Варь­ка смея­лась над Вась­кой. Кри­ча­ла:

– Ля­гу­ша­чий ге­рой!

Кра­си­вая Варь­ка дев­чон­ка.

Со­сед­ская Нин­ка, по­ли­вая ему го­ря­чую во­ду, вор­ча­ла:

– Вы б от­ды­ха­ли. Че­го вам? Дру­гие ку­рорт­ни­ки в бе­лых ру­баш­ках, а вы все­гда гряз­ный.

– Не­кра­си­вый? – спра­ши­вал Вась­ка.

Нин­ка мя­ла гу­бы в стес­не­нии, по­том го­во­ри­ла с хит­ро­стью:

– Ра­бо­чая грязь кра­со­ты не пор­тит… Но ведь за­чем вам?

– Для сме­ха, – от­ве­чал Вась­ка… – Что­бы смеш­нее…

– Да ну вас, – сер­ди­лась Нин­ка. – Не хо­ти­те со мной раз­го­ва­ри­вать, то­гда и не смей­тесь.

Вась­ка жил в Ле­нин­гра­де. Его отец ра­бо­тал на за­во­де ин­же­не­ром. Но Вась­ка ни ра­зу не был там. Ма­ма то­же ра­бо­та­ла на за­во­де, и Вась­ка мно­го раз пы­тал­ся пред­ста­вить её цех и всё ду­мал, по­че­му в боль­ших го­ро­дах труд че­ло­ве­че­ский спря­тан за та­кие вы­со­кие сте­ны.

Вась­ке нра­вил­ся этот чис­тый ста­ра­тель­ный го­ро­док, у ко­то­ро­го, в от­ли­чие от боль­ших го­ро­дов, все де­ла и за­бо­ты на­ру­жу. Да­же не­лю­бо­пыт­ные в этом смыс­ле ку­рорт­ни­ки зна­ли, чем бо­ле­ют на кон­серв­ном за­во­де или в ры­бац­ком кол­хо­зе. Ко­гда лам­поч­ки в до­мах тле­ли крас­ным на­ка­лом, все го­во­ри­ли и се­то­ва­ли на то, что у па­ро­вой тур­би­ны под­тёр­ся под­пят­ник – по­ра бы его за­ме­нить. Все зна­ли, что кон­серв­ный за­вод ото­брал у рыб­кол­хо­за ка­те­ра, ко­то­рые он да­вал в арен­ду, что­бы по­сы­лать их в бе­ре­го­вые кол­хо­зы за виш­ней и ран­ни­ми фрук­та­ми. Вась­ке нра­ви­лось встре­чать за­ня­тых де­лом лю­дей.

Здесь не бы­ло празд­но­гу­ляю­щих. Ку­рорт­ни­ки – те не в счет, они не при­над­ле­жат к это­му го­ро­ду, они лишь вре­мен­но поль­зу­ют­ся его гос­те­при­им­ст­вом.

Взрос­лые в этом го­ро­де на­зы­ва­ли его Ва­си­лий.

Ре­бя­та го­во­ри­ли – Ва­ся.

И толь­ко Варь­ка-Со­не­та не на­зы­ва­ла его по име­ни. Варь­ка все­гда от­во­ра­чи­ва­лась, ко­гда он бе­жал ми­мо свай.

СЛАВ­КА РАЗ­ГО­ВА­РИ­ВА­ЕТ С ОТ­ЦОМ НА СЕРЬ­ЁЗ­НЫЕ ТЕ­МЫ

Слав­ка ле­жал на ди­ва­не. Сон к не­му не шёл, гу­лял за тём­ны­ми ок­на­ми.

Отец при­шёл позд­но.

Слав­ка слы­шал, как баб­ка Ма­рия кор­ми­ла его ужи­ном в кух­не.

Слы­шал, как отец во­шёл в ком­на­ту, ти­хо и ос­то­рож­но сту­пая. Скрип­нул стул – зна­чит, сел ра­бо­тать.

Отец дол­го чер­тил за сво­им сто­лом, счи­тал на ли­ней­ке и ку­сал ка­ран­даш. Ино­гда он кру­тил на­строй­ку при­ём­ни­ка, ло­вил тихую му­зы­ку и сно­ва при­ни­мал­ся чер­тить.

Слав­ка си­дел на ди­ва­не, уку­тав­шись в одея­ло. Он по­ни­мал, что взрос­лый, за­ня­тый че­ло­век мо­жет быть оди­но­ким и что оди­но­че­ст­во это во мно­го раз тя­же­лее, чем его, Слав­ки­но.

Так они и си­де­ли, два оди­но­ких че­ло­ве­ка. И оба очень хо­те­ли, что­бы это уп­ря­мое оди­но­че­ст­во кто-ни­будь из них на­ру­шил. И оба не ре­ша­лись это сде­лать.

Слав­ка ус­нул си­дя. Отец раз­бу­дил его.

– Хва­тит нам иг­рать в эту не­ле­пую иг­ру. Да­вай по­го­во­рим не­мно­го.

– Да­вай, – ска­зал Слав­ка.

– Зна­ешь, – ска­зал отец, – всё это че­пу­ха… Да­вай по­го­во­рим о де­ле. Ты ду­ма­ешь, эле­ва­тор – обык­но­вен­ное со­ору­же­ние для хра­не­ния зер­на? Боль­шой ам­бар? Зря ты так ду­ма­ешь…

Слав­ка вы­лез из одея­ла. Во-пер­вых, по­то­му, что он ни­ко­гда так не ду­мал, во-вто­рых, по­то­му, что отец ни­ко­гда не раз­го­ва­ри­вал с ним на та­кие серь­ёз­ные те­мы.

– Гля­ди, – отец вы­та­щил из кар­ма­на за­ва­ляв­шее­ся зер­но пше­ни­цы. – А оно жи­вое. Жи­вёт и ды­шит. Его нуж­но за­щи­тить от вся­ких вра­гов – па­ра­зи­тов. И оно дол­го бу­дет жить. Сто лет и пять­сот лет. По­том его мож­но по­са­дить, и оно про­рас­тёт и даст ко­лос. И даст но­вую жизнь…

Отец мах­нул ру­кой, ски­нул туф­ли и лёг на свою кро­вать, ли­цом к сте­не.