Озорник

В большом городе Ко́ктерак я заработал столько шишек, пролил столько слез, что иногда мне казалось: если я выкупаюсь в речке, то смою с себя не только пыль странствий, но и все обиды и всю печаль с души.

Я действительно пришел к реке, выстирал свою одежду, искупался. Долго и тщательно делал я все это. А когда одел чистую рубашку, свежевыстиранные штаны, пригладил волосы — почувствовал удивительную легкость и радость.

Говорят: что суждено, того не миновать! При мне было несколько монет. Сегодня пятница — базарный день. На базаре столько народу — нельзя даже протиснуться. Вспотевшие от жары маклеры подолгу торговались, усердно трясли руки покупателям и торговцам, пытаясь заставить их договориться.

В море гвалта, пестрых халатов и тюбетеек я чувствовал себя беспомощным муравьем, попавшим в водоворот, и полностью отдался власти людского потока.

Вот в ворота базара вошла шумная толпа странствующих монахов — де́рвишей. Их свалявшиеся волосы свисали чуть ли не до пояса, на головах торчат высокие колпаки. Одеты были они все в рубища, которые еле прикрывали их тела. Дервиши, брызгая слюной, будто верблюды, во все горло читали проповеди, и при этом, казалось, они ничего вокруг не видели и не слышали, словно отрешены от всего на свете.

Впереди всех шествовал благообразный старец. На плече он держал сосуд для сбора подаяний. Сосуд по форме походил на большого черного жука. Посох старика был украшен разноцветными лоскутами. По поверью, этот посох является «племянником» слепого святого Мусы. Верующие целуют посох со слезами на глазах, а его владельцу подносят подаяния. Есть посохи-племянники и святого Баховатди́на и святого Гафсулаза́ма. В зависимости от того, к какому святому относился посох, определяется и размер подаяния. Иногда посоху жертвуют курицу, козленка, а иногда преподносят даже верблюда.

За странствующими дервишами тащились их подручные. Они собирали подаяния и складывали их на арбу, которая поджидала за воротами базара.

Судя по слухам, жилье дервишей каждую ночь посещает ангел смерти Джабраи́л и приносит повеления от аллаха. А глава дервишей — каланда́р-иша́н, который был в дружбе с аллахом, — делится с ним своими доходами и спасает души от ангела смерти.

Впереди дервишей ехал на лошади усатый городовой. Он, размахивая кнутом, расчищал дорогу. Эта процессия ошеломила меня. Казалось, что прямо в мое сердце проникает что-то новое, непонятное. И сердце словно расплавилось и чуть не расплескалось в груди. Я невольно подошел к первому дервишу и, взяв его за руку, стал целовать ее и плакать. Дервиш посмотрел на меня добрыми, ласковыми глазами и погладил по голове:

— Дитя, какое у тебя есть желание? Скажи, я вымолю для тебя милость аллаха!

Я попросил дервиша, чтобы он незримыми узами привязал меня навсегда к жизни дервишей. Услышав мои слова, обступившие нас плотным кольцом люди воздели руки вверх и начали молиться. Их восторгу не было границ. С этого часа я должен был стать неземным человеком, зачислялся в хранители могущественной касты — слуг аллаха. Короче, я становился служителем божьего обиталища. Это меня вполне устраивало. Теперь я мог есть и пить вдоволь, а петь их песню «Ё алло, ё алло» я смогу. Во всяком случае, я оправдал бы поговорку: «Песня кормит».

И вот я с непокрытой головой иду впереди дервишей и неистово выкрикиваю газели:

Скачет, скачет лошадь,Ё алло, ё алло.Взгляните, кто идет?Е алло, ё алло.

Если спросишь, кто твоя нареченная,Ё алло, ё алло.Маленькая Зебихон,Ё алло, ё алло.

Люди на базаре, увидев среди шествующих дервишей мальчика, отказавшегося от земных благ и отдавшего себя служению аллаху, с еще большей щедростью одаривали нас.

Вечером, обойдя весь базар, мы взгромоздились по два человека на верблюдов одного из торговцев и направились в город Ишанбазар.

Город этот носил такое название оттого, что им владел ишан — глава духовенства. Это место считалось святым, и туда ходили паломники чуть ли не со всех ближайших уездов.

Если на все города свет проливался с неба, то этот город сам озарял небо.

Прибыв в Ишанбазар, мы разгрузили верблюдов. Вместо платы глава дервишей помолился за погонщиков, и те остались довольны — ведь в других городах за такую молитву дервишам давали коня.

Дом ишана стоял рядом с молельной, где совершалось радение. Обиталище дервишей тоже находилось неподалеку. Мы вошли в молельню. Глава дервишей прошествовал в нее с проповедью. Так он должен был оповестить о нашем прибытии самого ишана. Войдя на террасу, дервиши уселись, поджав под себя ноги.

Я остался стоять у входа и с нетерпением ждал, когда им понадобятся мои услуги.

Проповедь продолжалась. Между тем в молельню стали вносить нашу добычу. Из помещения, где мы находились, было два выхода: один в молельню, другой во двор ишана.