От дубовой рощи, где однажды летним утром раздались два выстрела, мало что осталось. Выстроены новые дома, архитектура которых ныне беспощадно осуждена общественностью, проложена дорога, возведен не то дом отдыха, не то дом с еще более важными целями, во всяком случае забор высок и добротен. Вывески на воротах нет, а по номерам черных машин, которые приезжают из Москвы, Автор все установил, но, к сожалению, поделиться своими знаниями не может, поскольку это отразится на государственной безопасности. Да-да, ребята, не смейтесь, не улыбайтесь. И даже соблазнительные юные мордашки, которые иногда мелькают за окнами длинных машин, не должны нас сбивать с толку. Несмотря на то, что заведение очень серьезное и предметом для шуток быть не может, в нем, как и везде, обитают живые люди, почти как мы с вами.
Дубы, у которых стояли в предутреннем тумане Ююкин и Ошеверов, от бесконечных траншей, вырытых прямо по их корням, засохли, но выглядят внушительно. Как знать, не найдутся ли еще желающие стреляться, не найдутся ли люди, которым станет тесно на одной земле! И дай Бог, чтобы кто-то выковырял свинцовые вкладыши из патронов. А может быть, лучше, если кабаньи пули останутся в патронах? Все-таки в стране идет мощная волна нравственного очищения... Не знаю, не знаю...
Игореша Ююкин вышел на пенсию. Полюбил кроссворды, решает их с необыкновенной сноровкой, невольно даже напрашивается мысль, что всю жизнь он занимался не тем, оттого и в нехорошие дела ударился. Временами дело доходит до полной невероятности — он сам начинает составлять кроссворды и, порывшись неделю-вторую во всевозможных справочниках, словарях и атласах, заполняет все клетки, переписывает начисто и посылает в «Вечерку». Тут вы уже совсем можете не поверить — несколько раз его кроссворды печатали и присылали по десятке. Сойдясь с другими, он узнал, что в «Огоньке» за кроссворд платят сорок рублей, но пробиться туда почти невозможно — штатные сотрудники перекрыли все подступы. Когда звонят кроссвордисты и рассказывают о кознях коллег, о том, кто, как, какими запретными путями проник на страницы того или иного издания, Игореша очень волнуется, иногда до того распереживается, что заснуть не может, и надо же, именно в бессонные, возбужденные ночи и удается ему создавать наиболее талантливые кроссворды с такими, например, словами, как Доплер, цефеида, плюрализм и или даже Мандриковка. Вы что-нибудь подобное слышали? Невероятно! Но не все, конечно, ценят — завистники! Алчные пиявки, присосавшиеся к редакционному корыту! А сами ничего не могут, доходят то того, что вписывают название кратера на Луне! Чушь! Конечно, это кратер Ломоносова! Встретился Шихин однажды с Игорешей, в подземном переходе столкнулись, на площади Пушкина. Поздоровались, руки пожали, очень мило побеседовали. Игореша тут же заторопился рассказать о своих неудачах, об успехах Селены, очень заинтересовался, кто ныне где, кем, с кем... А Шихин спешил, ему уже выписали пропуск в редакцию — он написал потрясающий судебный очерк о том, как человека продержали в тюрьме под следствием четыре года, обвиняя в хищении двадцати миллионов рублей, а потом отпустили за отсутствием состава преступления, и этот человек, разбитый, уничтоженный, безнадежно больной, хотел одного — восстановления доброго имени. А редакция трусила, опасалась, ждала каких-то разрешений, Шихин настаивал... Ну и так далее — обычное дело.
Селена, как и прежде, ходит в желтых бархатных штанах, может быть, даже в тех же самых, в которых когда-то молодой приезжала к Шихину в гости. Она посвятила себя оформлению витрин в овощных магазинах и гастрономах. Это дает ей возможность без очереди, прямо из директорского подвала перехватить колбасы, иногда возвращается домой с дареной капустой или свеклой. Кроме того, она подрядилась читать лекции — резко осуждает американский империализм за несговорчивость в прекращении испытаний атомного оружия, выступает против использования черных дыр в военных целях, приветствует движение сторонников мира и неустанно призывает слушателей не жалеть усилий для поддержания экологического баланса на планете.