Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Пасля лекцыі пачалася гарачая вясёлая дыскусія. Вядомы дацкі палярны даследчык Петэр Фрэйхен[10], высокі грузны мужчына, падняўся са свайго месца, скептычна трасучы доўгай барадой. Ён не верыў у гэтыя навамодныя вынаходкі. Аднойчы ў час экспедыцыі ў Грэнландыю ён сам карыстаўся гумавай лодкай і мяшком-палаткай замест эскімоскага каяка[11] і іглу[12], і ў выніку траха не загінуў. Першы раз у час пургі, калі «маланка», пры дапамозе якой былі змацаваны палотнішчы ўваходу, так змерзлася, што ён не здолеў нават залезці ў палатку. А потым другі раз, калі ён рыбачыў, кручок зачапіўся за надзьмутую гумавую лодку; лодка, вядома, была праколата і затанула пад ім, як кавалак анучы. Яму і яго сябру эскімосу ўдалося на гэты раз дабрацца да берага ў каяку, які паспеў прыйсці ім на дапамогу. Ён упэўнены, што ні адзін самы таленавіты сучасны вынаходца не можа, седзячы ў лабараторыі, прыдумаць што-небудзь лепшае ў параўнанні з тым, чым карысталіся навучаныя вопытам тысячагоддзяў эскімосы ў сябе на радзіме.

Дыскусія закончылася нечаканай прапановай палкоўніка Хаскіна. Правадзейныя члены клуба могуць для сваіх бліжэйшых экспедыцый выбраць усё, што яны хочуць з навінак, якія ён дэманстраваў; адзіная ўмова — яны павінны, вярнуўшыся, паведаміць у яго лабараторыю сваю думку аб гэтых рэчах. Мне гэта толькі і трэба было. У той вечар я апошнім пакінуў памяшканне клуба. Я павінен быў уважліва агледзець усе гэтыя новенькія рэчы, што так нечакана зваліліся мне ў рукі і для атрымання якіх мне дастаткова было толькі выказаць сваё жаданне. Гэта было якраз тое, у чым я меў патрэбу, — рыштунак, з дапамогай якога мы маглі б паспрабаваць выратавацца, калі б насуперак надзеям наш драўляны плыт пачаў бы разбурацца, а іншых плытоў паблізу не было.

Назаўтра раніцай, снедаючы ў Доме маракоў, я ўсё яшчэ не пакідаў думаць аб убачаным рыштунку, як раптам добра апрануты, атлетычнага складу малады чалавек падышоў са сваім снеданнем на падносе да майго стала і сеў побач. Мы разгаварыліся; выявілася, што ён таксама не быў мараком, а дыпламаваным інжынерам з Транхейма, і прыехаў у Амерыку, каб закупіць дэталі машын і практычна азнаёміцца з тэхнікай халадзільнай справы. Ён жыў непадалёку і часта прыходзіў перакусіць у Дом маракоў, бо тут была добрая нарвежская кухня. Ён запытаўся ў мяне, што я раблю, і я коратка пазнаёміў яго з маімі планамі. Я сказаў, што калі да канца тыдня не атрымаю ніякага пэўнага адказу адносна майго рукапісу, то пачну рыхтавацца да экспедыцыі на плыце. Мой субяседнік амаль не задаваў пытанняў і слухаў з вялікай цікавасцю.

Праз чатыры дні мы зноў сустрэліся ў той жа сталовай.

— Ну, як вы парашылі, едзеце ў падарожжа ці не? — спытаў ён.

— Так, — адказаў я. — Еду.

— Калі?

— Як мага хутчэй. Калі я надоўга затрымаюся, з Антарктыкі пачнуць дзьмуць штормы, ды і на астравах надыдзе пара ўраганаў. Я павінен адплыць з Перу ў бліжэйшыя месяцы, але спачатку мне трэба дастаць грошай і арганізаваць усю справу.

— Колькі чалавек будзе з вамі?

— Я думаю, што ўсяго патрэбна шэсць чалавек; тады на плыце нас будзе дастаткова, каб не надакучыць адзін аднаму; апрача таго, з такой колькасцю людзей можна зручна размеркаваць вахты ля руля на працягу сутак, па чатыры гадзіны на кожнага.

Некалькі секунд ён стаяў, быццам абдумваючы штосьці, а потым горача загаварыў:

— Эх, ліха на яго, як мне хочацца паехаць з вамі! Я мог бы ўзяць на сябе тэхнічныя вымярэнні і метэаралагічныя назіранні. Вы ж, вядома, павінны будзеце падмацаваць свой эксперымент дакладнымі вымярэннямі сілы і напрамку вятроў, плыняў і велічыні хваляў. Не забудзьце, што вам давядзецца праплыць вялізныя прасторы акіяна, аб якіх практычна ніхто нічога не ведае, паколькі яны знаходзяцца ў баку ад звычайных марскіх шляхоў. Такая экспедыцыя, як ваша, можа правесці цікавыя гідраграфічныя і метэаралагічныя даследаванні; я здолею прынесці карысць сваімі ведамі па тэрмадынаміцы.

Я нічога не ведаў пра гэтага чалавека, апрача таго, пра што мог сказаць яго адкрыты твар. А гэты твар мог сказаць шмат аб чым.

— Згода, — прамовіў я. — Мы плывём разам.

Яго звалі Герман Ватсінгер. Ён быў гэткі ж гора-марак, як і я.

Праз колькі дзён я прывёў Германа як свайго госця ў Клуб падарожнікаў. Там мы адразу ж натрапілі на палярнага даследчыка Петэра Фрэйхена. Фрэйхен меў шчаслівы дар: ён ніколі не мог згубіцца ў натоўпе. Высокі і шырокі, нібы дзверы ў гумне, з ускудлачанай барадой, ён, здавалася, быў пасланцом бязмежнай тундры. Яго акружала нейкая асаблівая атмасфера — быццам ён увесь час ідзе па следу мядзведзя-грызлі.

Мы падвялі яго да вялікай карты, што вісела на сцяне, і расказалі аб нашым плане пераплыць Ціхі акіян на індзейскім плыце. Ён шырока расплюшчыў свае блакітныя, як у хлапчука, вочы, якія ад гэтага зрабіліся зусім круглымі, і ўвесь час скуб сябе за бараду, слухаючы, што мы гаворым. Потым ён тупнуў сваёй драўлянай нагой аб падлогу і тужэй зацягнуў рэмень.

— Тысяча чарцей! Я хацеў бы, хлопчыкі, рушыць разам з вамі!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии