Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Выявілася, што шэф быў афіцэр невысокага росту, вельмі сур’ёзны і строгі. Калі мы ўвайшлі да яго, ён, седзячы за пісьмовым сталом, акінуў нас праніклівым позіркам сваіх блакітных вачэй. Ён прапанаваў нам сесці.

— Ну, чаго хочуць гэтыя панове? — рэзка запытаў ён у палкоўніка Льюіса, не зводзячы з мяне вачэй.

— О, сякую-такую дробязь, — хуценька адказаў Льюіс і ў агульных рысах растлумачыў сутнасць нашай просьбы. Начальнік цярпліва слухаў, не зварухнуўшы нават пальцам.

— А што яны могуць даць нам узамен? — запытаў ён, не выказваючы ніякіх адзнак здзіўлення.

— Ну, — лагодна сказаў Льюіс, — мы спадзяёмся, што ўдзельнікі экспедыцыі, напэўна, здолеюць даць водзыў аб тым, наколькі прыгодны новыя віды прадуктаў і некаторыя рэчы рыштунку ў тых цяжкіх умовах, у якіх яны будуць імі карыстацца.

Вельмі сур’ёзны афіцэр за пісьмовым сталом павольна, але без усякай ненатуральнасці, адкінуўся ў крэсле, усё яшчэ не зводзячы з мяне позірку; мне здалося, што я правальваюся скрозь глыбокае скураное крэсла, калі ён холадна сказаў:

— Я зусім не разумею, як могуць яны даць нам што-небудзь узамен.

У пакоі запанавала мёртвая цішыня. Палкоўнік Льюіс папраўляў свой каўнерык, ніхто з нас не вымавіў ні слова.

— Зрэшты, — нечакана зноў загаварыў начальнік, і цяпер у самых куточках яго вачэй прамільгнула лёгкая ўсмешка, — смеласць і энергію таксама трэба браць у разлік. Палкоўнік Льюіс, няхай яны атрымаюць усё!

Ледзь не задыхаючыся ад радасці, я сядзеў у аўтамабілі, які вёз нас дадому ў гасцініцу, калі раптам на Германа напаў нейкі сутаргавы смех.

— Вам кепска? — занепакоена спытаў я.

— Ды не, — адказаў ён, бессаромна смеючыся, — я падлічыў, што ў прадуктовых рацыёнах, якія мы атрымаем, будзе 684 бляшанкі ананасаў, а я іх вельмі люблю.



Трэба зрабіць тысячу спраў, і амаль усе — разам, каб шэсць чалавек, драўляны плыт і яго груз своечасова апынуліся ў пэўным месцы на перуанскім узбярэжжы. А ў нашым распараджэнні тры месяцы і мы не маем лямпы Аладзіна.

Мы паляцелі ў Нью-Йорк з рэкамендацыйным пісьмом ад аддзела сувязей і сустрэліся з прафесарам Бэрэ з Калумбійскага ўніверсітэта. Ён быў старшынёй Камітэта геаграфічных даследаванняў ваеннага міністэрства, і ён націснуў тыя кнопкі, з дапамогай якіх Герман, нарэшце, атрымаў усе каштоўныя інструменты і апараты, неабходныя для навуковых вымярэнняў.

Потым мы паляцелі ў Вашынгтон да адмірала Гловера з Гідраграфічнага інстытута марскога міністэрства. Дабрадушны стары марскі воўк паклікаў усіх сваіх афіцэраў і, пазнаёміўшы іх з Германам і мною, паказаў на карту Ціхага акіяна, што вісела на сцяне:

— Гэтыя маладыя людзі цікавяцца нашымі самымі новымі картамі. Дапамажыце ім!

Шасцярэнькі і колцы закруціліся далей, і англійскі палкоўнік Ламсдэн склікаў нараду брытанскай ваеннай місіі ў Вашынгтоне, каб абмеркаваць нашы далейшыя задачы і шанцы на шчаслівы зыход экспедыцыі. Мы атрымалі кучу добрых парад і набор англійскага рыштунку, які быў прывезены на самалёце з Англіі, каб мы выпрабавалі яго ў час падарожжа на плыце. Англійскі ваенны ўрач, заўзяты прыхільнік «акулінага парашка», усяляк расхвальваў яго. Нам дастаткова будзе высыпаць у ваду жменьку парашка, калі акула стане занадта нахабнай, і яна адразу ж знікне.

— Сэр, — ветліва запытаў я, — значыць, маючы гэты парашок, мы можам зусім не баяцца акул?

— Ну, — з усмешкай адказаў англічанін, — гэта якраз тое, аб чым мы хочам даведацца!

Калі часу ў абрэз і прыходзіцца замяняць поезд самалётам, а ногі аўтамабілем, тады кашалёк хутка становіцца тонкім, як высушаны ліст. Пасля таго як мы патрацілі грошы, што атрымалі ад продажу майго білета для праезду назад у Нарвегію, нам давялося ісці да нью-йоркскіх сяброў-кампаньёнаў, каб прывесці ў парадак фінансавыя справы. Там нас напаткала нечаканае расчараванне. Фінансавы дырэктар ляжаў у пасцелі з тэмпературай, а два яго таварышы не мелі сілы што-небудзь зрабіць, пакуль ён не паправіцца. Яны не адмаўляліся ад нашага фінансавага пагаднення, але зараз нічым не маглі дапамагчы. Яны папрасілі нас на нейкі час адкласці ўсю справу — марная просьба, бо мы не маглі спыніць шматлікія шасцярэнькі і колцы, якія ўжо закруціліся на поўную хуткасць. Цяпер мы маглі думаць толькі аб тым, каб хоць не зваліцца; спыняцца або тармазіць было занадта позна. Нашы сябры-кампаньёны згадзіліся ліквідаваць сіндыкат, каб даць нам магчымасць дзейнічаць хутка і незалежна ад іх.

I вось мы стаім на вуліцы, а ў кішэнях у нас па-ранейшаму пуста.

— Снежань, студзень, люты, — лічыў Герман.

— Калі што, і сакавік, — дадаў я, — але ў сакавіку мы абавязкова павінны адплыць!

Усё здавалася нам няпэўным, але адно мы ведалі добра. Наша падарожжа мела сур’ёзную мэту, і мы не хацелі, каб нас ставілі на адну дошку з акрабатамі, якія спускаюцца па Ніягары ў пустых бочках або сядзяць па 17 дзён на самым версе флагштока.

— Толькі не залежаць ад фірмаў, што гандлююць жавальнай гумкай або кока-кола, — рашуча сказаў Герман.

У гэтым пытанні між намі была поўная згода.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии