Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Яміны між хвалямі паступова рабіліся ўсё глыбейшымі, і мы зразумелі, што знаходзімся ў самай імклівай частцы плыні Гумбольдта. Было відавочна, што хвалі выкліканы плынню, а не проста ўзняты ветрам. Зялёная халодная вада акружала нас з усіх бакоў, і зубчастыя горы Перу зніклі ў градзе густых воблакаў за кармой. Калі цемра ахутала акіян, пачалася наша першая стычка са стыхіямі. Мы ўсё яшчэ не былі ўпэўнены ў акіяне, усё яшчэ не ведалі, будзе ён нашым сябрам ці ворагам, калі мы апынемся з ім адзін на адзін, да чаго мы, уласна кажучы, самі імкнуліся. Сярод цемры мы чулі, як шум хваляў вакол нас раптам заглушаўся свістам вала, што насоўваўся на плыт, і бачылі белы грэбень, які падкрадваўся да нас упоравень з дахам каюты. Мы хапаліся за што папала і з трывогай чакалі, калі маса вады рыне на нас і на плыт. Але кожны раз нас ахоплівала ўсё тое ж пачуццё здзіўлення і палёгкі. «Кон-Цікі» спакойна ўзнімаў карму і падымаўся ўгору, не звяртаючы ўвагі на горы вады, што бурліла абапал яго бартоў. Потым ён зноў апускаўся ўніз і чакаў наступнай вялікай хвалі. Самыя высозныя валы часта каціліся па два або па тры запар, а паміж імі ішоў доўгі рад больш дробных хваляў. У тым выпадку, калі два вялікія валы рухаліся адзін за адным на занадта блізкай адлегласці, другі вал падаў на карму ў той час, як першы ўсё яшчэ трымаў нос плыта высока ў паветры. Таму мы пастанавілі, паколькі фальшборта на карме не было, каб рулявы, стоячы на вахце, абавязкова абвязаў сябе вакол пояса вяроўкай, другі канец якой моцна прывязваўся да плыта. Задача рулявых заключалася ў тым, каб трымаць парус заўсёды надзьмутым, не даючы носу лодкі ўхіліцца ўбок ад хваляў і ветру. Мы замацавалі на скрыні на карме стары карабельны компас, каб Эрык мог правяраць курс і вылічваць наша месцазнаходжанне і хуткасць руху. Зараз мы не ведалі дакладна, дзе мы знаходзімся, бо ўсё неба было заслана непрагляднымі хмарамі, а да самага гарызонту слаўся толькі хаос валаў. Вахту ля руля даводзілася весці двум чалавекам адразу; стоячы адзін каля аднаго, яны павінны былі з усяе сілы змагацца з вяслом, якое імкнулася вырвацца з рук, між тым як астатнія, залезшы ў сярэдзіну адкрытай каюты, спрабавалі хоць крыху падрамаць. Калі насоўвалася сапраўды вялізная хваля, рулявыя пакідалі вясло. на адны вяроўкі і, выбегшы на палубу, хапаліся за бамбукавую жэрдку, што тырчала з-пад даху каюты, а масы вады з грукатам навальваліся на іх з боку кармы і знікалі між бярвеннямі або скочваліся за борт плыта. Тады вахтавыя зноў кідаліся да вясла, пакуль плыт не паспеў павярнуцца, а парус не пачаў паласкацца. Варта было плыту апынуцца бокам да хваляў, і яны лёгка маглі б затапіць бамбукавую каюту. Калі ж хвалі набягалі на плыт ззаду, яны адразу ж знікалі між тырчаўшымі бярвеннямі і рэдка дасягалі сцяны каюты. Круглыя бярвенні на карме прапускалі ваду, як зубцы відэльцаў. У гэтым была яўная перавага плыта: чым болей шчылін, тым лепей — праз дзіркі пад намі вада сцякала, але ніколі не падымалася.

Прыблізна а палове ночы ў паўночным напрамку мы заўважылі агні карабля. У тры гадзіны раніцы тым жа курсам праплыў яшчэ адзін. Мы махалі маленькім парафінавым ліхтаром і давалі сігналы ўспышкамі электрычнага ліхтара, але з караблёў нас не ўбачылі; агні павольна прайшлі на поўнач і зніклі ў цемры. Наўрад, каб хто-небудзь на борце парахода мог нават падумаць, што паблізу ад іх гайдаецца на хвалях сапраўдны індзейскі плыт. I мы ўсе, хто знаходзіўся на гэтым плыце, таксама не думалі, што гэта быў апошні карабель і апошні след людзей, якіх мы бачылі па гэты бок акіяна.

Нібы мухі, мы чапляліся ў цемры па двое за рулявое вясло і адчувалі, як нас з галавы да ног залівае халаднаватай марской вадой; вясло тузала так, што ў нас усё балела і спераду і ззаду, а рукі здрантвелі ад напружання. Выпрабаванні гэтых першых дзён і начэй былі для нас добрай школай; з навічкоў, дзякуючы ім, мы зрабіліся сапраўднымі маракамі. На працягу першых сутак кожны з нас, строга па чарзе, дзве гадзіны стаяў ля руля, а потым тры гадзіны адпачываў. Мы пастанавілі, каб праз кожную гадзіну свежы чалавек падмяняў аднаго з двух рулявых, які прабыў ужо на вахце дзве гадзіны. Каб справіцца з рулявым вяслом, у час вахты прыходзілася страшэнна напружваць усе мышцы цела. Калі рулявы стамляўся адпіхваць вясло, ён пераходзіў на другі бок і пачынаў цягнуць. Калі рукі і грудзі пачыналі нясцерпна балець ад штуршкоў, мы паварочваліся спінай, так што сінякі ад удараў вяслом пакрывалі нас і спераду і ззаду. Змораныя і знясіленыя, мы запаўзалі ў каюту, як толькі прыходзіла змена, і, абвязаўшы ногі вяроўкай, засыналі ў сваім прасоленым адзенні раней, чым паспявалі залезці ў спальны мяшок. Амаль у тую ж хвіліну хтосьці груба тузаў за вяроўку: тры гадзіны прайшлі, і трэба было зноў выходзіць і змяняць аднаго з двух таварышаў, што стаялі на вахце ля рулявога вясла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии