Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Потым ўсё зноў сціхла. Напружанне зрабілася нясцерпным. Што яны там задумалі? Няўжо яны адразу пасылаюць самалёт і выратавальныя экспедыцыі? Цяпер, безумоўна, паведамленні аб нас ляцяць па эфіру ва ўсе бакі.

Абодва радысты ліхаманкава працавалі, не ведаючы ні хвіліны спачынку. З іх твараў пот струменіў гэтак жа, як і з твару таго, хто круціў ручку дынамкі. Электрычныя ваганні паступова пачалі з’яўляцца ў контуры антэны перадатчыка, і Тарстэйн у экстазе паказваў на стрэлку, якая павольна падымалася па шкале, калі ён націскаў ключ Морзэ. Справа ішла на лад!

Мы, як шалёныя, круцілі ручку, а Тарстэйн выклікаў Раратонгу. Ніхто, не чуў нас. Яшчэ раз. Цяпер зноў прачнуўся прыёмнік, але Раратонга нас не чула. Мы выклікалі Гала і Фрэнка ў Лос-Анжаласе і марское вучылішча ў Ліме, але ніхто не чуў нас.

Тады Тарстэйн паслаў сігнал «CQ»: інакш кажучы, ён выклікаў усе станцыі на свеце, якія маглі пачуць нас на нашай аматарскай кароткай хвалі.

Гэта дало некаторы вынік. Цяпер чыйсьці слабы голас з эфіру пачаў ціха выклікаць нас. Мы паўтарылі сігнал і сказалі, што чуем яго. Тады ціхі голас з эфіру прамовіў:

— Мяне завуць Поль, я жыву ў Каларада; як вас завуць і дзе вы жывяце?

Гэта быў нейкі радыёаматар. Мы, не спыняючыся, круцілі ручку, а Тарстэйн схапіў ключ і адказаў:

— Гэта «Кон-Цікі»; нас выкінула на бязлюдны востраў у Ціхім акіяне.

Поль зусім не паверыў гэтаму паведамленню. Ён думаў, што нейкі кароткахвалявік з суседняга квартала разыгрывае яго, і больш не з’яўляўся ў эфіры. У роспачы мы рвалі на сабе валасы. Вось мы сядзім тут, пад пальмамі, зорнай ноччу на бязлюдным востраве, і ніхто не верыць нашым словам.

Тарстэйн не здаваўся; ён зноў узяўся за ключ і безупынна перадаваў: «Усё ў парадку, усё ў парадку, усё ў парадку». Мы што б там ні было павінны прыпыніць падрыхтоўку ўсіх гэтых выратавальных экспедыцый у розных канцах Ціхага акіяна.

Раптам мы пачулі ў прыёмніку, як хтосьці даволі ціха спытаў:

— Калі ўсё ў парадку, дык чаго хвалявацца?

Потым эфір зноў змоўк. I гэта было ўсё.

Ахопленыя роспаччу, мы гатовы былі падскочыць да верхавін пальмаў і атрэсці з іх усе какосавыя арэхі, і цяжка сказаць, што мы зрабілі б, калі б раптам нас не пачулі адначасова і Раратонга і наш стары добры Гал. Гал гаварыў, што ён плакаў ад радасці, калі зноў пачуў пазыўныя LI2B. Уся шуміха адразу спынілася; мы зноў былі адны, і ніхто нас не турбаваў на нашым востраве Паўднёвага мора. Зусім знясіленыя, мы палеглі спаць на нашы пасцелі з пальмавых лісцяў.

Назаўтра мы нікуды не спяшаліся і цешыліся жыццём, ні аб чым не думаючы. Адны купаліся, другія рыбачылі або бадзяліся па рыфу, шукаючы цікавых марскіх жывёлін; самыя энергічныя прыводзілі да ладу лагер і ўпрыгожвалі ўсё навокал яго. На беразе, адкуль відаць быў «Кон-Цікі», на ўзлеску, дзе пачынаўся пальмавы гай, мы выкапалі яму, выслалі яе лісцем і пасадзілі прарослы какосавы арэх, што прывезлі з Перу. Побач, якраз насупраць таго месца, дзе «Кон-Цікі» наляцеў на рыф, мы пабудавалі піраміду з каралавых глыбаў.

За ноч прыбой прасунуў «Кон-Цікі» яшчэ бліжэй да лагуны, і цяпер, акружаны ўсяго некалькімі лужынамі, ён ляжаў амаль увесь над вадой, сярод вялізных каралавых глыбаў далёка ад знадворнага краю рыфа.

Прагрэўшыся як след у гарачым пяску, Эрык і Герман адчувалі сябе куды лепш і захацелі прайсціся ўздоўж рыфа на поўдзень; яны спадзяваліся, што ім удасца перабрацца на вялікі востраў, які знаходзіўся ў тым баку. Я папярэдзіў, каб яны асцерагаліся акул, а яшчэ больш вугроў[39], і яны засунулі на ўсякі выпадак за пояс доўгія нажы-мачэце. Каралавыя рыфы з’яўляюцца месцам прытулку для страшных вугроў з доўгімі ядавітымі зубамі, якімі яны лёгка могуць адарваць чалавеку нагу. Пры нападзе яны рухаюцца, звіваючыся з хуткасцю маланкі, і выклікаюць панічны жах у мясцовых жыхароў, якія не баяцца плаваць побач з акулай.

Эрык і Герман прайшлі ўброд даволі далёка па рыфу на поўдзень, але месцам трапляліся больш глыбокія рэчышчы, па якіх вада ішла ў гэтым напрамку, і тады ім даводзілася скакаць у ваду і плыць. Яны шчасліва дабраліся да вялікага вострава і ўброд перайшлі на бераг. Доўгі і вузкі, пакрыты пальмавым лесам востраў цягнуўся далей на поўдзень; яго сонечныя пляжы былі ахаваны ад ветру рыфам. Эрык і Герман ішлі і ішлі ўздоўж вострава, пакуль не дасягнулі яго. паўднёвага берага. Пакрыты белаю пенаю рыф цягнуўся адсюль далей на поўдзень, да іншых астравоў. Тут нашы даследчыкі знайшлі разбіты каркас вялікага карабля; у яго было чатыры мачты, і ён ляжаў на беразе, падзелены на дзве часткі. Гэта быў стары іспанскі паруснік, нагружаны рэйкамі, і ржавыя рэйкі былі параскіданы ўздоўж рыфа. Эрык і Герман вярнуліся па другім баку вострава, але ніводнага следу на пяску ім так і не ўдалося знайсці.

Вяртаючыся назад цераз рыф, яны сюд-туд успуджвалі нейкіх дзіўных рыб і спрабавалі злавіць некаторых з іх; раптам на іх напала не менш васьмі вялізных вугроў.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии