Пальмы в снегу (ЛП)

В эту минуту Килиан вдруг почувствовал, как кто-то похлопал его по бедру. Опустив взгляд, он увидел маленького Исмаэля. Малыш спрашивал, пойдёт ли он танцевать, без конца повторяя, что пришёл сюда вместе с мамой, братом и Обой, и раз он уже большой, ему разрешили играть на барабане.

Подняв голову, Килиан увидел перед собой раскрасневшуюся Хулию, пришедшую вслед за своим малышом.

Хулия остановилась, чтобы поздороваться с Бисилой, не сводя глаз с младенца, которого та держала на руках. Килиан заметил, как она слегка нахмурилась. Бисила с Инико пошли дальше; Исмаэль увязался за ними.

— Исмаэль не может усидеть на месте, когда слышит бой барабанов... — заметила Хулия. — А я и не знала, что Бисила родила второго ребёнка. Ты заметил, какая у него светлая кожа? Выходит, он...

— Да, Хулия, — перебил Килиан, глядя на неё в упор, чтобы не осталось никаких сомнений. — Это мой сын.

— Килиан! — запротестовала Бисила, пытаясь отдышаться. — Если бы я была снегом, я бы, наверное, уже растаяла в твоих руках.

Пальцы Килиана снова узнавали каждый сантиметр этого тела, ещё влажного от любовного пота, скользя по нему снова и снова. Казалось, он стремился наверстать потерянное время своей горячей нетерпимостью.

— Нет, ещё бы не растаяла, — произнёс Килиан, сплетая ее пальцы со своими и наваливаясь на неё всем телом. — Ты даже не представляешь, как я по тебе скучал!

— Ты это повторил уже тысячи раз! — Бисила отстранила его лёгким деликатным толчком: он придавил ее так, что она не могла дышать.

Килиан приподнялся на локте, чтобы посмотреть на неё, и принялся обводить пальцем ее лицо.

— Я боялся, ты больше не захочешь меня знать, — признался он наконец.

Бисила закрыла глаза.

— У тебя было много времени, чтобы думать обо мне, — сказала она.

Килиан помрачнел. Он глубоко страдал, стоило ему вспомнить, какие муки выпали на долю Бисилы. Он даже представить не мог, что пережила эта женщина, когда могла лишь утешаться, вспоминая умом и сердцем краткие мгновения их встреч, заточенная в маленькой деревушке среди глухих лесов, где исполняла ритуалы скорби по убитому мужу, которого никогда не любила, в то время как в ее теле зарождалась новая жизнь, помещённая туда силой.

И все это — по вине Хакобо.

Цокнув языком, он встряхнул головой, стараясь отогнать навязчивые мысли. Да, Хакобо причинил ей много горя, но он также дал Бисиле свободу. Какая непостижимая ирония судьбы: насилие в конечном счёте повлекло за собой большое счастье. Если бы Хакобо не убил Моси, Килиану и Бисиле до сих пор приходилось бы встречаться тайком. И сейчас ему не суждено было бы наслаждаться встречей с Бисилой.

Как ей удалось преодолеть все страдания и вернуться? Килиан и не подозревал в ней такой силы. Он знал, насколько она была удручена, подавлена и полна чувства вины после случившегося. Зато теперь первые встречи после долгой разлуки стали ещё более чувственными и нежными.

И теперь Бисила любила его с такой неудержимой страстью, какой он даже не подозревал в ней прежде.

Погружаясь в неё снова и снова, Килиан чувствовал себя кораблём, а ее — морским водоворотом, который то поглощает его, то извергает, чтобы затем поглотить снова.

И неудержимый накал страсти, с которой они неистово отдавались друг другу, внезапно сменялся трогательной нежностью.

Словно каждый раз был для них последним.

Да, это было так.

Неудержимая страсть и огромная нежность были следствием глубокого отчаяния.

— Ты сердишься? — спросила Бисила.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что хотел услышать, что я не думала ни о чем, кроме тебя...

— Так ты думала обо мне или нет?

— Каждую минуту!

— Это хорошо.

Бисила приподнялась на локте, повернувшись к нему, и принялась нежно гладить его лицо, шею, плечо. Затем прижалась к нему всем телом и крепко обняла, продолжая гладить волосы, затылок и спину, шепча на ухо странные слова на своём языке, которых он не понимал, но от этих звуков ему хотелось блаженно застонать.

Когда Бисила хотела свести его с ума, она начинала разговаривать на буби.

Само звучание этих слов возбуждало больше, чем их значение.

— Я хочу, чтобы ты понял мои слова, Килиан, — сказала она.

— Я прекрасно все понимаю...

— Я сказала, что ты проник в меня столь глубоко, что уже ничто не сможет извлечь тебя из меня. Я не могу извлечь тебя.

А теперь значение слов возбудило его больше, чем звучание.

— Но я вовсе не хочу, чтобы меня из тебя извлекали, — прошептал он. — Я хочу всегда оставаться внутри тебя.

— Ох, ребята! — Гарус насупил густые брови, нависающие над запавшими глазами. — И что я без вас буду делать?

Матео и Марсиаль виновато переглянулись.

— Я... мне очень жаль... — Марсиаля нервно вертел пробковый шлем, лежащий у него на коленях.

— Мне тоже, перебил Матео, казавшийся спокойнее друга. — Но надеюсь, вы нас поймёте. Мы здесь уже много лет и...

— Да-да, я понял... — перебил Гарус, предупреждающе подняв руку, чтобы он не продолжал.