Пальмы в снегу (ЛП)

— Несколько дней назад мы задержали одного из этих загадочных лесных братьев, — продолжал полицейский. — Они оказались буби, желающими обесценить подарок, сделанный нам Испанией. Эти люди признались, что во главе банды стоит некий Симон... — он выдержал эффектную паузу, наблюдая за реакцией управляющего, — и что этот Симон работает на вашей плантации.

Гарус сложил руки за спиной и принялся задумчиво расхаживать по комнате. Только что он потерял сразу двух лучших работников. Теперь на плантации осталось лишь трое испанцев: Грегорио, Килиан и он сам. Хосе, Симон, Валдо и Нельсон составляли команду энергичных и опытных людей, и ему совершенно не хотелось, чтобы Симон оказался замешан в преступных действиях, вредящих интересам Испании. В других обстоятельствах он бы сам сдал его в полицию при малейших подозрениях, но сейчас не мог позволить себе роскошь потерять ещё одного служащего. Он не видел другого выхода, как солгать, но при этом должен был тщательно подбирать слова, поскольку сейчас, как никогда прежде, зависел от благоволения новых властей.

— Послушайте, Максимиано. — Он посмотрел гостю прямо в глаза. — Даю вам слово кабальеро, что всегда был против насилия и, тем более, против тех, кто пытается вредить Испании. Вот только боюсь, вы напрасно теряете здесь время. С Симоном, о котором вы говорите, случилось несчастье, и он до сих пор не оправился. Два месяца назад он упал с крыши сушильни и сломал обе ноги. Тем не менее, если я узнаю что-либо, способное пролить свет на это дело, то немедленно свяжусь с вами.

Он невозмутимо закончил свою речь, очень надеясь, что его слова хоть сколько-то убедили полицейского. Гарус знал, на что способны новые начальнички, неудержимые в своей наглости, вроде этого Максимиано, возомнившие себя властителями над всем миром, в том числе и над белыми вроде него. С такими людьми нужно держаться предельно вежливо, но при этом твердо и уверенно.

Максимиано кивнул, поднялся и направился к двери.

— Пока все, — сказал он, и не попрощавшись.

Гарус с облегчением вздохнул, выждал достаточное время, чтобы полицейский успел убраться подальше, и отправился на поиски Симона, незамедлительно сообщить ему о визите начальника полиции.

Парню теперь ничего не оставалось, как притворяться хромым, во всяком случае — когда поблизости окажутся люди в полицейской форме. Совершенно ни к чему было настраивать против себя такого Максимиано.

— О здешних испанцах даже речь не идёт! Никто даже не предполагает, что мы можем стать частью будущей нации! Но у всех остальных в этом деле своя роль: буби-сепаратисты, буби-националисты, буби-неонационалисты, националисты-унитарии, радикальные и умеренные борцы за независимость.

— Ты забываешь о нигерийцах, Килиан, — добавил Мануэль, складывая газету «Эбано» и принимаясь листать «Эй-Би-Си». — Из-за гражданской войны между мусульманами-хауса и католиками-ибос они не хотят возвращаться домой; более того, с каждым днём их наезжает все больше. Неудивительно, что Нельсон и Экон так радуются, что сюда приехали их братья, но, к сожалению, с каждым днём здесь все меньше работы.

Килиан одним глотком допил свой джин и подозвал официанта, чтобы тот принёс ещё.

— Возможно, окончательного разделения так никогда и не будет... Если им действительно так нужна независимость — зачем они тогда строят телевизионную вышку на вершине пика Санта-Исабель?

— Они пошли против воли лесных духов... — вмешался Симон, гневно сверкнув глазами. Он сидел, развалившись в удобном кресле и наслаждаясь победным чувством, что может выпить стаканчик джина в баре для белых. — Да и само это загадочное телевидение... — Он посмотрел в сторону аппарата, стоявшего в зале на почётном месте. — Кстати, помните самую первую программу, которую мы смотрели в этом зале три месяца назад? О том, что Испания якобы — мать всех народов, и тому подобное?

В его голосе снова зазвучала ирония.

— А ещё у меня все не идут из головы слова шефа, — он гордо выпрямился, насколько это возможно в мягком кресле, и процедил, почти не разжимая губ, подражая нудному голосу Гаруса: — «Вы же знаете, что испанцы никогда не были колонизаторами. Они были вашими благодетелями, они несли цивилизацию в ваши деревни, вы же сами видите, как все изменилось к лучшему...»

Килиан и Мануэль невольно улыбнулись, глядя, как Симон притворно хромает.

— И в результате, — раздраженно продолжал он, — белые говорят о нашей независимости таким тоном, словно ваша страна всегда была нашей благодетельницей, чьей единственной миссией было нести нам культуру и цивилизацию. Мне это не нравится, совсем не нравится. Насколько мне известно, мой народ уже и так слишком долго верил вашим обещаниям.

— Но вы ведь и не были особо цивилизованными? — пошутил доктор, взглянув на него поверх очков и вновь погружаясь в чтение. — А теперь у вас большинством голосов даже конституцию отменили.

— Не на острове, — перебил его Симон. — Проголосовали «за», но с очень небольшим перевесом голосов.