Пальмы в снегу (ЛП)

Хулия закусила губу, стараясь сдержать ярость, вызванную бесповоротным решением отца. Она посмотрела на часы: ей уже пора было поторапливаться. Дома Мануэль сидел с детьми, чтобы она могла навестить родителей и попытаться отговорить их отдавать в чужие руки плоды трудов всей жизни. Она чувствовала, что не может присутствовать при этом. Ее душа отчаянно не хотела покидать то, что она всегда считала своим домом.

Внезапно ее охватил приступ раскаяния. Ведь если Эмилио и Мануэль правы, оставаясь здесь, она подвергает своих детей большой опасности. А потому она должна оставить своё упрямство и подумать о них... Если с ними что-то случится, она никогда себе этого не простит. Лучше заранее перестраховаться, чем потом случится непоправимое. Она решила пересмотреть свою позицию относительно возможного отъезда из города, но в то же время, не хотела присутствовать при подписании договора о продаже дома.

— К сожалению, я не могу больше ждать, — сказала она. — Мне нужно забрать детей. В любом случае, не думаю, что смогу убедить вас переменить своё мнение.

Она взяла сумочку и ключи от машины. Затем попрощалась с матерью, дивясь, как та умеет казаться спокойной, хотя в душе изнывает от безутешной боли.

— Я тебя провожу, — сказал Эмилио. — А заодно посмотрю, не идёт ли этот святой человек.

Внизу открылась дверь, и вошёл Димас.

— Дон Эмилио, друг мой! — воскликнул он. — Мне сказали, будто бы вы продаёте лавку какому-то португальцу?

— В конце концов мне пришлось это сделать, — вздохнул Эмилио. — Мы уезжаем.

— А вам не кажется, что все эти слухи преувеличены? — спросил Димас.

— Думаю, об этом тебе лучше спросить у своего брата. Кажется, его снова повысили?

Морщины на щеках Димаса разгладились в гордой улыбке.

— Да, сеньор. Его назначили помощником вице-председателя Верховного суда.

Хулия удивленно всплеснула руками. Она слышала, что новый президент Масиас включил в члены правительства представителей различных племён и партий, в том числе и проигравших кандидатов, в качестве награды за поддержку, которую все ему оказывали, увидев, как неотвратимо он идёт к победе, и члены Совета министров приняли его со всей сердечностью. Но должность, на которую назначили Густаво, была действительно весьма важной.

— Надеюсь, он продержится там долго, — уничижительным тоном заметил Эмилио.

— Папа... — перебила Хулия, зная, как легко ее отец ввязывается в споры.

— А почему бы ему там и не продержаться? — спросил Димас.

Эмилио покачал головой.

— Не строй иллюзий, Димас. У меня тоже было все, а теперь я вынужден все это бросить. Дай Бог, чтобы я ошибся, и тебе не придется возвращаться в свою деревню... Как, кстати, она называется? Ах да, Урека...

Кто-то окликнул его по имени, и он обернулся.

— А, ты уже здесь, Жоао? Наконец-то! — Он поцеловал дочь в щеку. — Прекрасно, вот как раз и покончим с этим.

— Брось, Хосе, — Гарус потёр усталые глаза.

Семеро главных служащих Сампаки собрались за столом, чтобы немного отдохнуть.

— Масиас заявил, — продолжил он, — что выполет всех белых как сорную траву.

Килиан перечитал последние строки письма, только что полученного от матери — ее очень встревожили последние новости из Гвинеи, которые она узнала от соседей, работавших на других плантациях.

«Почему ты не возвращаешься? — писала она. — Что тебя там держит? Не могу понять, почему ты так упрямо держишься за эту страну в подобных обстоятельствах? Я уже не знаю, что правда, а что ложь. Одни говорят, что испанцы спят с пистолетами под подушкой; другие утверждают, будто пока ещё не все так страшно... Если все дело в деньгах, то не волнуйся, тебе необязательно так рисковать ради них. Твой отец гордился тем, что ты работаешь на благо Каса-Рабальтуэ, твоего единственного дома, который, похоже, перестал быть для тебя таковым. Гвинея отняла у меня любимого Антона; и мне бы не хотелось, чтобы она забрала ещё и сына... Нам пора воссоединиться. Мы уже и так отдали и получили от Фернандо-По все, что могли.

Твоя любящая мать».

Он бросил письмо на стол. Потом вспомнил, с каким нетерпением читал ее первые письма, когда впервые оказался в этом месте шестнадцать лет назад, был совсем молод и полон желания повидать мир, и в то же время, очень скучал по родному дому. Теперь же, когда он читал эти строки матери, где рассказывалось о мечтах Хакобо и переменах в Пасолобино, они вдруг показались ему далёкими и чужими — настолько чужими, словно письмо писал совершенно посторонний человек.

Теперь его место — рядом с новой семьёй. Он должен работать, чтобы обеспечить ее будущее.

Килиан мысленно проклинал злую судьбу.

Если бы обстоятельства так резко не переменились, Килиан и Бисила могли бы со временем купить домик в Санта-Исабель. Он ведь хотел того же, чего хотят почти все в этом мире: иметь дом и семью. Возможно, это было не то, о чем он мечтал много лет назад, но мало-помалу судьба направляла его именно по этой стезе, и он не хотел менять курс. Однако внешние обстоятельства теперь вынуждали его снова изменить судьбу.

— За что вы так взъелись на Масиаса? — спрашивал Хосе.