Читаем Памяти Пушкина полностью

об «изменницах младых, подругах тайных весны златые», о «питомцах наслаждений, минутной младости минутных друзьях». Все это знал и Чайльд Гарольд=Байрон; «потерянная младость» и его, как нашего поэта, «рано в бурях отцвела»; но напрасно по-прежнему Пушкин приписывает себе «сердце хладное»: он не порвал, как Чайльд Гарольд, с прошлым: пред ним живо, говорит он,

…все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,Желаний и надежд томительный обман………………………………………………………………Искатель новых впечатлений,Я вас бежал, отечески края…………………………………………….…Но прежних сердца ран,
Глубоких ран любви ничто не излечило…

Носитель этих неизлечимых ран, проливающий слезы, – прежний Пушкин, подобный Чайльд Гарольду лишь тем, что оставил «печальные брега туманной родины» своей, плыл на корабле «по грозной прихоти обманчивых морей» и будто бы не желал возвращаться домой, стремясь в

Земли полуденной волшебные края[247].

Наш «страдалец», полный «дум тяжелых» и «уныния»[248], не любит одиночества, не прочь

Наслушаться речей веселых,

«нежной красоты» и «юности живой», «девы розы», «оков»[249] которой «не стыдится», и говорит:

Смотрю на все ее движенья,Внимаю каждый звук речей,
И миг единый разлученьяУжасен для души моей[250].

Свою скорбь и тоску, никогда не доходившие до полного бегства от людей, ненависти, пессимизма и безнадежности, Пушкин передал не только в лирике, но и в более или менее объективном изображении – в ряде поэм. В них наш поэт воспроизводил романтическую меланхолию с каждым разом все отчетливее, художественнее и ближе к действительности.

Герои разочарования, изображенные в поэмах Пушкина, – лишь отчасти литературные потомки Руссо и гётевского Вертера, шатобрианова Рене и других романических личностей Запада. В большей степени они – носители душевных страданий и дум нашего поэта и его сверстников.

Таков прежде всего «Кавказский пленник», герой первой из пушкинских поэм разочарования и скорби. В нашей поэзии это первый крупный представитель бегства на западный лад из цивилизованного общества, но вместе и в значительной степени самостоятельный образ. В нем отзывается прежде всего то же настроение, с каким нас ознакомили сейчас рассмотренные стихотворения Пушкина; в нем можно узнать, по признанию самого поэта,

Противоречие страстей,Мечты знакомые, знакомые страданьяИ тайный глас души

поэта, который

…погибал безвинный, безотрадный,И шепот клеветы внимал со всех сторон,………………………………………………………………рано скорбь узнал, постигнут был гоненьем;…жертва клеветы и мстительных невежд;Но, сердце укрепив свободой и терпеньем,…ждал беспечно лучших дней,
И счастие… друзей…было сладким утешеньем[251].

Можно бы подыскать ко многим, важнейшим по выражению основной мысли, стихам «Кавказского пленника» соответственные места в предшествовавшей лирике Пушкина, между прочим уже лицейского периода[252], и из этого ясно, насколько скорбь, характеризующая Пленника, была выношена в душе его поэта. После того внешние сходства с произведениями иностранных литератур[253], какие можно открыть в некоторых подробностях повествования и обрисовки героя поэмы, не имеют первостепенного значения для уяснения ее генезиса. Внутренний генезис дан уже только что изложенною историею кризиса в душе Пушкина начиная с последнего года пребывания его в Лицее. «Кавказский пленник» – лишь образное выражение и закрепление, сведение воедино известных уже нам и ранее душевных переживаний самого поэта: его беззаботной и радостной молодости, затем бурной жизни, гонений, страданий и увядания сердца, измученного страстями, охлаждения души и сохранения ею, после всех этих крушений, еще стремления к свободе вдали от суетного света, на лоне природы и простой жизни. Многое из этого отличало и Байроновых героев, но Пушкин, как мы видели, пережил все это сам, и его Пленник носит отпечаток индивидуальных душевных состояний самого поэта. И вместе с тем Пленник – уже носитель мировой скорби, как она сложилась со времени Руссо, правда еще слишком юный и незрелый, как и сам поэт в то время. Уже

Людей и свет изведал онИ знал неверной жизни цену…Наскучив жертвой быть привычнойДавно презренной суеты…Отступник света, друг природы,
Перейти на страницу:

Все книги серии Пушкинская библиотека

Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.
Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.

Эта книга впервые была издана в журнале «Северный вестник» в 1894 г. под названием «Записки А.О. Смирновой, урожденной Россет (с 1825 по 1845 г.)». Ее подготовила Ольга Николаевна Смирнова – дочь фрейлины русского императорского двора А.О. Смирновой-Россет, которая была другом и собеседником А.С. Пушкина, В.А. Жуковского, Н.В. Гоголя, М.Ю. Лермонтова. Сразу же после выхода, книга вызвала большой интерес у читателей, затем начались вокруг нее споры, а в советское время книга фактически оказалась под запретом. В современной пушкинистике ее обходят молчанием, и ни одно серьезное научное издание не ссылается на нее. И тем не менее у «Записок» были и остаются горячие поклонники. Одним из них был Дмитрий Сергеевич Мережковский. «Современное русское общество, – писал он, – не оценило этой книги, которая во всякой другой литературе составила бы эпоху… Смирновой не поверили, так как не могли представить себе Пушкина, подобно Гёте, рассуждающим о мировой поэзии, о философии, о религии, о судьбах России, о прошлом и будущем человечества». А наш современник, поэт-сатирик и журналист Алексей Пьянов, написал о ней: «Перед нами труд необычный, во многом загадочный. Он принес с собой так много не просто нового, но неожиданно нового о великом поэте, так основательно дополнил известное в моментах существенных. Со страниц "Записок" глянул на читателя не хрестоматийный, а хотя и знакомый, но вместе с тем какой-то новый Пушкин».

Александра Осиповна Смирнова-Россет , А. О. Смирнова-Россет

Фантастика / Биографии и Мемуары / Научная Фантастика
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков (1870–1939) – известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия. Его книга «Жизнь Пушкина» – одно из лучших жизнеописаний русского гения. Приуроченная к столетию гибели поэта, она прочно заняла свое достойное место в современной пушкинистике. Главная идея биографа – неизменно расширяющееся, углубляющееся и совершенствующееся дарование поэта. Чулков точно, с запоминающимися деталями воссоздает атмосферу, сопутствовавшую духовному становлению Пушкина. Каждый этап он рисует как драматическую сцену. Необычайно ярко Чулков описывает жизнь, окружавшую поэта, и особенно портреты друзей – Кюхельбекера, Дельвига, Пущина, Нащокина. Для каждого из них у автора находятся слова, точно выражающие их душевную сущность. Чулков внимательнейшим образом прослеживает жизнь поэта, не оставляя без упоминания даже мельчайшие подробности, особенно те, которые могли вызвать творческий импульс, стать источником вдохновения. Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М. В. Михайловой.

Георгий Иванович Чулков

Биографии и Мемуары
Памяти Пушкина
Памяти Пушкина

В книге представлены четыре статьи-доклада, подготовленные к столетию со дня рождения А.С. Пушкина в 1899 г. крупными филологами и литературоведами, преподавателями Киевского императорского университета Св. Владимира, профессорами Петром Владимировичем Владимировым (1854–1902), Николаем Павловичем Дашкевичем (1852–1908), приват-доцентом Андреем Митрофановичем Лободой (1871–1931). В статьях на обширном материале, прослеживается влияние русской и западноевропейской литератур, отразившееся в поэзии великого поэта. Также рассматривается всеобъемлющее влияние пушкинской поэзии на творчество русских поэтов и писателей второй половины XIX века и отношение к ней русской критики с 30-х годов до конца XIX века.

Андрей Митрофанович Лобода , Леонид Александрович Машинский , Николай Павлович Дашкевич , Петр Владимирович Владимиров

Биографии и Мемуары / Поэзия / Прочее / Классическая литература / Стихи и поэзия

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары