В одно из дежурств смотрю – Ираиды нет! Ну, я подхватилась и кинулась искать её, чтобы, значит, поймать!.. А у нас в парке была скамеечка укромная, для свиданий. Туда многие девчонки бегали к раненым бойцам. Ну, крадусь, голоса тихие слышу, всё, думаю, попались, голубчики! Остановилась за деревом, прислушалась и поняла, что разговаривает Ираида с Солопеихой, с Марфой, то есть. Интересно стало, о чем это они, думала, может, про генерала этого. А у них, значит, разговор такой… Расскажу, как помню. Ираида говорит: «Душегуб он! Как мне ему отвечать?» Марфа спрашивает: «Почему ты думаешь, что он такой? Многие сейчас в лагерях сидят по навету!», а та ей отвечает: «Знаю, о чем говорю! Помнишь, когда в райцентре семью крысы загрызли? Уверена, что это он их напустил!» Тут я вспомнила, что до войны ещё, года за два, действительно, была статья в газете, что в городе одна семья была загрызена крысами: муж с женой и двое детей, но мало того, они были и ограблены. Только тогда никого так и не нашли, и вот вдруг Ираида об этом говорит. А в сороковом про неё говорили, что у неё какого-то родственника арестовали по пятьдесят восьмой статье. Кто это был – не знаю, врать не буду. А тут вдруг такое слышу. Ну, Марфа-то и спрашивает: «С чего ты взяла, что это он?» А та отвечает: «Он ведь всякие опыты ставил, и дома у него жили крысы. Денег у меня просил на всякие химикаты, да у меня не было. Вот он их и ограбил! Говорил, что открытие какое-то сделал. Да только на нары теперь попал»! Солопеиха говорит ей, дескать, надо заявить, но Ираида отмахнулась, не было у неё доказательств. Якобы к тому времени он и крыс всех уничтожил. Вот тогда Марфа и назвала его крысиным выродком! Вот так!
В комнате повисла тягостная тишина.
– Ну, Степанида Макеевна, да вы просто кладезь информации! Это ж надо выдать такое! – наконец заговорил Калошин. – Почему же вы раньше ничего об этом никому не сказали? Ведь, похоже, что этот человек до сей поры сеет зло вокруг себя!
– Так кто бы мне поверил? Ведь я просто подслушивала! Сама Ираида не была совершенно уверена во всем этом… И потом… Я даже не знаю, о ком они говорили… – Степанида махнула рукой: – Да нет, проще было в те годы молчать!.. Вы уж меня правильно поймите! – она просительно глянула на Калошина.
– Не волнуйтесь, никто вас ни в чем обвинять не собирается! Это, скорее, вина самой Войтович. Зная о преступлении близкого человека, она рассказала об этом Солопеевой, тем самым разделила с той ответственность за укрывательство. Да ещё и, хоть и невольно, но явилась причиной её смерти.
– Да уж!.. – вздохнул Стукин. – Но Марфа Игнатьевна перед смертью успела-таки открыть во-он какую тайну!
– Ох, уж мне эти тайны!.. Вот они уже, где у меня! – Калошин чиркнул ребром ладони по шее. – И, всё равно, огромное вам спасибо! – он встал из-за стола: – А за вкусный ужин отдельная благодарность!
Стукин поддержал его, и, тепло попрощавшись с хозяйкой, мужчины удалились.
Глава 15
В своем номере Дубовик внимательно изучил схему гостиничных номеров, со всей тщательностью начерченную Марией Савельевной. Сделав кое-какие пометки в своем блокноте, он вышел в коридор. Спустившись вниз, поинтересовался у дежурной, кто сейчас находится в своих номерах. Получив ответ, удовлетворенно кивнул и вернулся к себе в номер.
Подойдя к зеркалу, Дубовик проделал несколько манипуляций со своим внешним видом: расслабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу шелковой сорочки, небрежно закатал рукава и чуть взъерошил волосы. Внимательно оглядев себя, удовлетворенно кивнул своему отражению, взял за горлышко отпитую бутылку коньяка и пошел, как он выразился про себя, «искать собутыльников».
Постучав в нужный ему номер и услышав: «Войдите!», беспардонно шагнул в комнату, широко распахнув дверь.
Быстро охватив взглядом весь номер, он остановился на созерцании двух, довольно своеобразных по своему внешнему виду, мужчин. Кто есть кто, подполковник безошибочно определил сразу. На ближней кровати, даже не лежал, а валялся в смятой одежде худой мужчина с огромными мешками под глазами. При виде незнакомца с бутылкой в руке он оживился, опустил ноги в старые стоптанные тапочки. Второй был толстоват какой-то одутловатой полнотой. Лицо его с большой лысиной, окруженной седыми кудрями, было покрыто пигментными пятнами, а рука при пожатии, неожиданно для Дубовика, оказалась совершенно холодной и липкой. Подполковник с трудом удержался от желания вытереть руку. И пока он оценивал Зябликова, к ним на полусогнутых ногах, подошел Шаронов и протянул свою очень худую, но при этом, в отличие от руки фольклориста, тёплую ладонь.
– Мужики! Поддержите компанию! – в несколько развязном тоне произнес Дубовик. – Никого, кроме вас, во всей гостинице нет! Черт знает, что такое! А выпить требуется!
– Да, да, проходите! – Зябликов показал рукой на стол, на котором стояли пустые стаканы и тарелка с яблоками. Возле ножки стола была видна пустая бутылка из-под портвейна. – Только… Простите, гостей не ждали, закуски нет…