– Так чего ждать, Мишенька? – жарко выдохнул ему в ухо Илико. – Я с ума схожу, как тебя хочу.
– Илико, погоди, – отстранил его Мойша. – Давай я рисовать буду, а после прогуляемся по парку.
– А дальше? – не унимался Илико.
– Илико, я не могу на это решиться, – вздохнул Мойша.
– Но ты ведь любишь меня? – лучезарно улыбнулся Илико
– Очень, – опустил глаза Мойша. – Только боюсь близости. Ты пока разденься за ширмой, а я закреплю полотно на мольберте.
И снова потянулись долгие и тяжелые дни репетиций и тоскливые ночи в огромной квартире. Илико метался без сна по кровати, изредка поднимаясь, чтобы сделать глоток коньяка. Он успокаивал его нервы и позволял ненадолго забыться сном.
Наконец настали выходные. Илико, с трудом дождавшись конца вечерней репетиции, почти на ходу спрыгнул с подножки кареты и быстрым шагом подошел к дубовой двери дома Дегтярева.
– Ромочка, как же я соскучился, – шептал Илико, целуя его мощную шею. – Извелся весь. Места себе не находил! Хочу, чтобы ты меня любил всю ночь! Чтобы целовал и обнимал! Хочу, чтобы ты измучил меня ласками! Хочу!
– Тише ты, – смеялся Дегтярев, пытаясь снять с себя Илико. – Слуги увидят! Погоди часок! Сейчас мы поужинаем, я слуг отпущу…
– Не хочу есть! И слуг к черту! – снова впивался в его губы Илико. – Любви хочу! Страсти!
Дегтярев не смог устоять перед таким напором. Он взял Илико на руки и, поднявшись по лестнице на второй этаж, ногой распахнул дверь спальни.
Пока Илико принимал душ, Дегтярев спустился в столовую и принес поднос, на котором лежали куски ароматной буженины, теплый хлеб с хрустящей корочкой, нарезанные овощи и тарелка с фруктами. Илико подошел к кровати, скинул со своего стройного тела полотенце и, удобно усевшись, с аппетитом вцепился зубами в кусок мяса.
– Что-нибудь выпьешь? – спросил его Дегтярев, подходя к бару.
– Коньяку, – ответил Илико, отламывая кусок хлеба.
Дегтярев удивленно пожал плечами и достал из небольшого бара в стене пузатую бутылку коньяка и два бокала. Илико залпом выпил янтарный напиток, сунул в рот налитую медом виноградинку и тут же наполнил себе второй бокал.
– Ты стал много пить, Илюша, – нахмурился Дегтярев.
– Не сердись, Ромочка! – улыбнулся ему Илико. – Это всего второй бокальчик. Коньяк меня успокаивает. Лучше расскажи, куда ты ездил?
– Я был в Нью-Йорке по своим делам. И еще навел справки о нашем друге Балашове, – Роман Константинович хитро улыбнулся.
– Интересно, – Илико плеснул в бокал конька и, взяв с тарелки большую лиловую сливу, приготовился слушать.
– Матвей Иванович Балашов долгое время был одним из солистов в труппе Анны Павловой, подавал большие надежды и был у примы в фаворе. И, возможно, стал бы первым в ее труппе, если бы не скандал, который произошел несколько месяцев назад. Балашов был женат на некой вдове Иветте Новель. Так вот… – Дегтярев тоже выпил и, поморщившись, закусил коньяк долькой апельсина. – Не так давно мадам Новель скончалась, оставив после себя десятилетнюю дочку Елизавету, падчерицу Матвея Ивановича. С виду Балашов был идеальнейшим отцом, который холил и лелеял приемную дочь. Но та однажды проговорилась подруге, что иногда они с дядей Мотей играют в интересные игры. И, собственно, описала их. Подруга рассказала про это своим родителям, а те сразу пошли в полицию. Павловой удалось замять это дело. Девочку отправили в престижный пансион в Лондон, а Балашова Павлова быстро отправила в Париж с сопроводительным письмом.
– Ромочка! Ты гений! – воскликнул Илико и, кинув на поднос недоеденную сливу, бросился ему на шею.
========== Глава 4 ==========
Во вторник после вечернего прогона «Фавна» Матвей Балашов неторопливо вышел со служебного входа и, прикурив сигарету, вдохнул прохладный летний воздух. После душного зала ехать домой, трясясь по булыжникам мостовой, не хотелось, и Матвей решил прогуляться через парк.
Проходя мимо одной из лавочек, Балашов увидел девочку в легком голубом платьице и соломенной шляпке с цветком на милой белокурой головке. Девочка тихо плакала, вытирая розовые щечки кулачками, и прижимала к груди плюшевого мишку.
– Что случилось, дитя мое? – остановился возле лавочки Матвей. – Тебя кто-то обидел?
– Нет, добрый месье, – подняла на него васильковые глаза девочка. – Я потерялась.
– Как это потерялась? – удивился Балашов. На вид девочке было лет десять-одиннадцать. Ее вьющимися волосами цвета спелой ржи играл ласковый ветерок, а на длинных белесых ресницах дрожали капельки слез. Плача, она прикусывала мелкими белыми зубками пухлые губки, отчего они стали яркого клубничного цвета. Девочка была мила и воздушна, но большие голубые глаза смотрели на молодого танцора с любопытством.
– Я гуляла с классом в парке и заметила бабочку. Я побежала ее ловить, а она улетела. Видимо, я слишком далеко забежала в парк, – ответила она.
– А где твои родители и где ты живешь? – поинтересовался Матвей, роясь в кармане в поисках платка.
– Я сирота, добрый месье, – вздохнула девочка. – Живу в сиротском приюте.