Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов

Липкин пояснять не стал. Далее же сообщил: «Будучи членом новосозданной комиссии по литературному наследию Василия Гроссмана, я сдал А. А. Ананьеву как председателю комиссии все три папки».

Вот и выглядело в рассказе все так, что Липкин «сдал» рукопись Ананьеву, когда тот возглавил комиссию по литературному наследию Гроссмана. И мемуарист добавил: «Теперь читатель получит уже полюбившееся ему произведение без пропусков».

Кстати, о читателе. Эмигранты именно так и поняли сказанное Липкиным: он передал Ананьеву рукопись Гроссмана. Соответственно, источник советской журнальной публикации был указан. Эти сведения и вошли в научный оборот — за границей.

Вопрос о причинах, в силу которых Липкин только в 1989 году сообщил о переданной Ананьеву рукописи, не считался актуальным. Аксиоматически подразумевалось, что таковы были цензурные условия.

Правда, в 1989 году многие читатели-эмигранты еще помнили о скандале, вызванном первой советской журнальной публикацией, где необозначенных купюр оказалось больше, нежели обозначили Эткинд с Маркишем. Соответственно, повествование Липкина можно было трактовать и так, что мемуарист «сдал» рукопись, когда журнальная публикация уже началась. Значит, он предотвратил тиражирование ошибок в других изданиях. Тогда и суждение о том, что скоро читатель получит роман «без пропусков» обретало иной смысл.

История для эмигрантов строилось по двум своего рода проекциям. В одной Липкин передал Ананьеву рукопись до начала журнальной публикации. А в другой — когда та началась.

Мы уже отмечали, что мемуары Липкина, дополненные послесловием, были впервые опубликованы на родине автора в 1990 году. С той поры и большинство советских читателей воспринимало историю о переданной Ананьеву рукописи еще и как обозначение источника публикации в журнале «Октябрь».

К этой теме литературоведы не возвращались: Липкин, как уже отмечалось, вне критики, ведь уже официально было признано: его стараниями рукопись арестованного романа «спасена». Что и акцентировалось в предисловиях к переизданиям.

Трудно было бы оспорить сказанное в послесловии даже знавшим, когда и кому Липкин предоставил рукопись. Она и впрямь передана в редакции журнала «Октябрь». В присутствии главного редактора журнала и председателя комиссии по гроссмановскому наследию. Конкретная дата не названа, так что каждый волен понимать, как ему удобно.

О «пропусках» тоже сказано к месту. В редакции «Книжной палаты» готовилось второе издание романа, и можно было понять так, что в нем дефектов нет, по рукописи сверено.

Значит, опять две проекции. В одной Липкин передал Ананьеву рукопись до журнальной публикации. А в другой — как это помнили очевидцы. Каждый читатель может понимать сообразно уровню осведомленности.

Перейдем теперь к документам и датам. Тут опять противоречия.

Начнем с того, что Липкин, по его же словам, передал рукопись Ананьеву, будучи «членом новосозданной комиссии по литературному наследию Василия Гроссмана». Значит, она была уже сформирована и мемуарист включен в ее состав.

Новая комиссия была создана в соответствии с Постановлением Секретариата СП СССР 4 ноября 1987 года. Выписка из этого документа — в личном деле Гроссмана. Оно, как выше отмечено, хранится в РГАЛИ[179]

.

Для решения вопросов литературного наследия Гросмана выбирали и писателей, и критиков. Собрание получилось достаточно представительное:

«Ананьев А. А. — председатель.

Короткова Е. В. — секретарь.

Члены комиссии

Баруздин С. А.

Бакланов Г. Я.

Бочаров А. Г.

Воробьев Е. З.

Жуков А. Н.

Кардин Э. В.

Кондратьев В. Л.

Лазарев Л. И.

Новиков В. И.

Ржевская Е. М.

Рощин М. М».

Отметим, что Липкина в «новосозданной комиссии» нет. По крайней мере — 4 ноября 1987 года. О причинах можно спорить. Допустим, не утвердилось еще мнение, что он — «самый близкий друг Гроссман».

Меж тем публикация романа «Жизнь и судьба» уже анонсирована «Огоньком», и подготовка январского номера «Октября» за 1988 год окончена. Да и февральского.

В полном составе комиссия редко собиралась. Обычно вопросы публикаций решали Ананьев и Лазарев — при участии, разумеется, дочери Гроссмана.

Липкина не пригласили и на упомянутое Кабановым заседание осенью 1988 года, когда обсуждали предоставленную Губером рукопись. Экспертом назначили Берзер. Значит, мемуарист не был и тогда включен в комиссию по литературному наследию Гроссмана.

Если обсуждался выбор эксперта по экзотическому критерию дружбы с автором, то наряду с Берзер мог бы судить о почерке Гроссмана и «самый близкий друг». Но Липкина и тогда не пригласили, ведь еще не было у него такой репутации. Не знали собравшиеся, что он хранил рукопись арестованного романа.

Перейдем к рукописям. Липкин характеризовал их в той же статье, что стала послесловием к его мемуарам. Авторская датировка — «9.1.1989».