Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов

Объяснение такой парадоксальной реакции Попов и предложил в беседе с Кабаковым. По версии «метропольца», сначала «при обсуждении в эмигрантской газете „Русская мысль“ звучала примерно та же аргументация, что и в конторе Феликса Феодосьевича, но только с другого боку. Для него альманах был антисоветским, а для „Русской мысли“ — советским, приземленным, бездуховным. Старых эмигрантов шокировали грубости, эротика… Все изменилось в одночасье, когда мы, благодаря глупому писательскому начальству, стали жертвами, понимаешь? Я невыгодные для себя вещи говорю, но это было так».

Да, так и было. Формально не исключенные из СП, но уже не состоявшие там Ерофеев и Попов считались именно «жертвами». А потому эмигранты за них заступались, американские писатели тоже. «Метрополь» воспринимался в качестве бунта против тоталитарной системы.

Поражения и победы

Бунтарями и, конечно, «жертвами» сочли также всех, кто выполнили обещание выйти из СП. Им стремились оказать помощь.

К примеру, Аксенов и без «Метрополя» получил бы приглашение от американского университета, но скандал ускорил это. И все препятствия — в СССР — оказались вполне преодолимыми. У функционеров ЦК партии уже не было оснований задерживать «метропольского» лидера. Наоборот, его отъезд стал решением многих проблем.

Обстоятельства подготовки Аксенова к отъезду Ерофеев характеризовал. Его статью «Великолепное предательство» опубликовал журнал «Сноб» в августе 2015 года[140].

Статья написана к девяностолетию умершего в 1991 году Трифонова. Место действия — его дача, где Ерофеев и Аксенов встретились с хозяином уже после «метропольского» разгрома.

Почти год минул. Согласно Ерофееву, при встрече «Аксенов объявил, что вчера вечером был дома у Феликса Кузнецова».

К нему Аксенов отправился вместе с женой, чтоб договориться об условиях отъезда за границу. Ерофеев же, по его словам, возмутился: «Кузнецов был не просто врагом, он строил свою карьеру на нашем уничтожении».

Да, так и было. С осени 1978 года Кузнецов «строил свою карьеру» на разгроме «Метрополя». Но по карьерным же соображениям он раньше не препятствовал составителям альманаха.

Не только не препятствовал. Еще и обеспечивал нейтралитет других литературных функционеров. По словам Трифонова — «игра».

Выиграли бы «метропольцы», так среди победителей оказался бы Кузнецов. А когда изменилась ситуация, пришлось ему искать компромиссы. Другим функционерам тоже, коль скоро были вовлечены в «игру».

Вот почему с окончательным решением в СП не спешили — год продолжались уговоры. Тем временем альманах был опубликован, составители от него отречься не пожелали, политическая ситуация ухудшалась, и скандала избежать не удалось.

Но Кузнецову удалось минимизировать последствия. Для себя и старался.

Обошлось, во-первых, без арестов, Во-вторых, Ерофеев и Попов были не вовсе исключены, а лишь «на неопределенное время». Значит, временно. С перспективой «восстановления». Ну а протестовавшие, начиная с Аксенова, вышли из СП добровольно. По своей инициативе. Кузнецов тут вроде бы ни при чем. Из Литфонда постольку исключали вышедших, поскольку так и полагалось.

Судя по статье Ерофеева, эти события не обсуждались на трифоновской даче. Аксенов рассказал, что поставил условия: за границу не только он уезжает, но и жена, ее замужняя дочь от прежнего брака, зять и внук.

Для командировки — условия небывалые. Как правило, в КГБ следили, чтобы те, кому разрешали временное пребывание за границей, не вывозили бы семью. Был даже термин — «держать на якорях».

Командированные оставляли на родине заложников. Гарантов своего возвращения. Опасения за их судьбы и должны были предотвратить намерение стать, по советской терминологии, «невозвращенцем».

Аксенов выставил практически невыполнимые условия. Точнее, выполнимые только в случае эмиграции на формально не запрещенном основании — «для воссоединения с родственниками за границей».

Обычно так уезжали те, кто заявлял о намерении «воссоединиться с родственниками» в Израиле. Что и называлось — «по еврейской визе».

Как правило, заявившим о необходимости «воссоединения» препятствовали, используя любые поводы. Годами приходилось ждать разрешения, нередким случаем был и отказ.

Но «метропольские» организаторы, по их же словам, не планировали эмиграцию. Изначально они утверждали: бесцензурный альманах — вовсе не средство обрести репутацию гонимых и таким образом добиться разрешения «свалить за границу».

Ерофеев акцентировал, что на отъезде настаивала жена Аксенова. Потому и участвовала в переговорах с Кузнецовым. Боялась за мужа и своих родственников. Прецеденты уже были, полагала, что лучше бы оказаться за границей. А тут удобный случай представился.

Для нее — удобный. У Ерофеева, по его словам, было другое мнение. В статье он воспроизвел свой диалог с «прославленным другом»: