Читаем Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2 полностью

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <18.I.1946>

5/18 I. — 46 г. (М<ожет> б<ыть> уже на 14 дней отстал старый стиль, к<а>к Вы думаете?)

Дорогой друг Иван Александрович,

И дорогой Именинник, — приветствую Вас и Наталию Николаевну! Славное имя — во-имя! «Из рожденных женами не было большаго!» [555] — и не будет. Да поможет Вам великий Собор Иоанна Крестителя избавиться от болезни главы, — болей! — и сие сбудется. Не покидайте и капель, и втираний! Весной сделайте вытяжку из свежих листьев ясеня!

Не падайте духом: Ваше последн<ее> п<ись>мо — грустное — внутренно, чу-ю...

Какая горечь! — сдала опять пишущая машинка, несу сейчас к мастеру. На 188-й стран<ице> переписки подвела! Еще остается 120. «Петуха» изобразил. Ремиз<ов> ничего не знает. Зато моя (Даринькина) концепция поразила Карташева: он не ждал, что его «тайна» (20–30 лет думал — его взгляд на «все предопределено!») так выльется в моем... «Я о «петухе» могу Вам три часа говорить!» Дар<инь>ка высказалась в один миг! Сцена любопытная вышла, в романе-то... Горю пока. Вчитываюсь в К. Леонтьева. Он не по мне... Своеобразен, да... но — за волосы себя притащил (притащил ли?!) — к вере... (и ка-кой!) и вряд ли дам встречу с ним в Оптиной (в романе). Смущен, к<а>к быть с Лютером?! К<а>к его добыть?!… Знаю, юридич<ески> я свободен, но мне жалко его труда и его удачи

. Хотя... «Пути» д<олжна> б<ыла бы> переводить женщина... но не Кандр<юш>ка, хоть она и ловкая п<ереводчи>ца (но не точная). От Bareiss ни словечка. Я еще 17 дек<абря> послал англ<ийскую> кн<игу> «Чаши» и б<ольшое> п<ись>мо. Кроме сего: поздравил (отдельно) с Р<ождеством> Хр<истовым>. М<ожет> б<ыть> по-америк<ански> в иных случаях и безответны, и безответственны?.. Ну, Бог с ними, м<ожет> б<ыть> и больны, и сын приехал. Я не серчаю. Но... все же... Это, каж<ется>, впервые со мной. Ни слова! им, (ей), оч<ень> прошу.

Обнимаю. Будьте же здоровы оба и — ск<олько> можно благоденствуйте и б<удьте> благостны.

Ваш Ив. Шмелев.


392

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <13.II.1946>

Отстиралась прачка, отстряпалась кухарка, отмелась-отчистилась-отубралась горничная, отбегалась хозяйка «тикеточная» за всякой дрянью... — и вот, писатель, — пишу Вам, отдыхая, дорогой друг Иван Александрович... и мысленно напевая — «Ныне отпущаеши...» — завтра к<а>к раз петь будут за всенощной! — ибо: покончил со 2-ой книгой «Путей Небесных»… трафясь впрыгнуть в... 3-ю... 7-го февр<аля> послал Вам первые 1–105 стр. романа, а вчера остальное — 106–308. «Бей!… но — выслушай...». «Трепещу страшного дне судного....... «но надеяся на милость благоутробия Твоего...» — «яко Давид вопию...» — «помилуй мя...»! [556]

Что мне дальше делать, ежели 38 дней жития моих мучителей захватили 308 страниц? Правда, эта книга потребовала так... такого копанья... — закладывался камень. Дальше надо бы шустрей, но... — обстоят меня образы, и уже звонят колокола обителей... и там — главное

. А то была «заготовка». Ну, «как печь испекла»… — говаривал Мамин-Сибиряк. [557] Это же первый опыт — «православного романа», о чем мечтал когда-то К. Леонтьев, отрицая «опыт» Достоевского — «Бр<атья> Кар<амазо>вы». Чувствую: мало у меня духовного опыта... ползу вслепую... держа — «на свет». Одно неоспоримо: ско-лько было «воскресений»!.. — и есть... ныне, м<ожет> б<ыть>, еще больше. «Дерзайте убо... дерзайте, людие божии...» Дерзнул, но — видит Господь — не дерзил... Но сим не оправдаешься, в искусстве. Знаю, что вымотался. И еще знаю: в каких неимоверных условиях — и нравст<венных>, и жизненных... писалось! Под бомбами, и в... оных. Ночами приходилось сгребать со стола и волочиться в подвалы, дохлые подвалы, холодные... зимние... и рядом сыпалось, и — «Живый в помощи Вышняго...» [558] — среди нервной стрекотни набившихся француженок и фр<анцузо>в, писка детишек... в бронхите-кашле, в температуре — и — гниль подвальная! Но и это не оправдание. Скажу еще: писание укрепляло... отвлекало... Главное: хоть чуть поплескивался в родном, и душа пила воздух родного поля и — тишину. Наконец, последнее: все равно... «конец приближается», не увидишь в родной печати... Много утешений получил от читателей за I кн<игу>. С меня довольно. Благодарю Господа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ильин И. А. Собрание сочинений

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное