Читаем Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2 полностью

О Дост<оевском> и говорить нечего. Возьмите посл<едний> этап творч<ества> Тургенева, Лескова — весь в тайнах. Вся русск<ая> жизнь (народа) на сем и стояла. И еще стоит. Роман — учительный. Да. По-учит<ельный> рассказ. Для чего и пишется, — себя научить, се-бя! Бессилен, — потребовала душа. Для себя пишу, ломлюсь, а ежели печатаю — кормлюсь, как приживал у хозяина, потешаю. Боже сохрани, никогда не сказал бы (не то что не думал... ду-мал!), что ум вреден вере... Ка-кой ум. Злой и холодный, ум предумышленный. И моя Дар<инька> смущена и болеет, что полуграмотная. Иоанн Златоуст был ли бы «Златоустом» без высок<ого> образования?! И все Отцы Церкви, Святители. О, к<а>к я скорблю, но не могу по безграмотству в нем<ецком> яз<ыке> пить от Вашего крепкого вина! Жизнь въяве тут

меня ограбила...

Знаете, я как-то хотел писать Вам «абсурдное п<ись>мо», (так и заглавить), так во мне все закипело, выкипело! — после всяк<их> атомич<еских> и «анатомич<еских>» опытов, за эти посл<едние> 5 лет! И хотел поставить эпиграфом: «...собр<ать> все книги бы да сжечь!» [583] — ибо соверш<енно> безнадежно ждать лучшего: наоборот, жди худшего

. Я, вообще, подавлен, до — «махни рукой». Я не могу понять, зачем весь этот «огород» — человечество! И чтобы заглушить это отчаяние, я пробую огашишивать себя... «Путями»… натаскивать. Порой — я: или — голый невер, или — рязанская старушка, которую не смущают «мысли». Я не постигаю — «грехопадения», обреченности всего
и — Искупления! Очев<идно> не надо постигать. В эт<ом> см<ысле> этот-то «ум» — враг. Творцу все было ведомо изначала: зачем же — все
?! Что за игра?!., что за опыт?! И чего же он стоил, этот опыт!? Лучше бы уж — не он! Вот, как укрытие от сего — этот опыт с «Путями». Он прежде всего — мне нужен. Да роман — «агиографический», житийный, «путем мученичества и исповедничества». Это д<олжен> был бы показать след<ующий> том (или — еще 2?). Ужас. Я теперь как муха, влипшая в клейкий лист... — «вытянув лапки», — не вырвешься.

Я глубоко благодарен Вам за п<ись>мо высокого мастерства — мысли. Это — дар. Не золотым граммом взвешивать... — каратами.

На днях д<олжно> выйти франц<узское> изд<ание> «Путей» — I кн<иги>. Меня не тронул бы, не восхитил успех, пусть оч<ень> малый, у чужого читателя: мне важней — заработок. Франц<узская> докладчица изд<ательст>ва, не знающая ни слова по-русски, читавшая во 2-й коррек<туре>-сверстке, сказала моей переводчице, (не знаю, насколько удач<ен> перевод): «Я оглушена... это совеш<енно> новое, свежее... мощное!..» Ей и книги в руки, а я не верю в удачу: к моему французы равнодушны, если, вообще, не нетерпимы. Ну, увидим... Ну, «мясо» пожуют. Тогда и я смогу отдохнуть чуть. Я устал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ильин И. А. Собрание сочинений

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное