Читаем Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2 полностью

А теперь, — невольно вспомнилось, — опять к трясинке... Как пожалел я об «американдерах». Вот когда потребовались — их и следа нет, отбыли в Германию. Не для себя. Для доброго, несч<астного> и достойнейшего человека думал, места работы для него попросить, послал его с п<исьмо>м в пос<ольст>во, — уехали. Человек... я его 8 л<ет> знаю. Сын луганского гор<одского> головы, — не Вашего! — не от «щасливого швицара». С 6 кл<ассами> реальн<ого> учил<ища>, — добров<ольно> на войну. Дрался за белое дело. Дважды ранен. На войне дважды оперирован. Потом — Кипр, шахты Болгарии... выучка универсальная. Париж. 6 операций! — еще — язвы желудка. Механика, шофер, в Болгарии на паров<ой> мельнице при машинах. Париж. «За все», вплоть до менажа у Ш<меле>ва. Отсюда — знакомство. Честность — работоспособность — трезвость, — незапятнаны. Женился на франц<уженке>. Двое детей, девочка 10, мальч<ик> 7, мой крестник, работал в гаражах, нажил непрест<анную> — 5 лет — головную боль, от простуды? В холодн<ых> гаражах, на цементе. Теперь — шомажных [624] не платят — перебивается разгрузкой бревен на Сене с барок, — случ<айная> работка. Идет куда-то в прачечную — красильню... попробовать, от этой работы бегут. Год служил у американцев, в больш<ом> помещении, где ночуют отпускные: уборка и прочее. Началось сокращение, сворачиваются. Из 500 служивших половину рассчитали. Мой Ивонин-Несчастный попал в расчет. Сим ведают шефы-д’экип’ов, французы, вносящие в списки иностранцев. И еще тех, кто с ними не делится плодами краж. [625] Это здесь — бытовое явление. Ивонин не мог уделять, ибо руки у него не для сего занятия. И так мне хотелось ему пособить!… Тут-то и вспомнил об «американдере»… Уверенности не было: нет у меня счастья — иногда бывало! — устроить людей, я никогда не припасал «связей», я всегда как-то «обрезал» себя, ну... я непрактичен. А как ведь иные люди хорошо устраиваются у американцев: и пайки, и прочность работенки. А достойнейшему... — «ветруй!» Да, и на сие — талан нужен, удачливость, везенье. Мне... никогда не везло: все как-то наитием выходило, покружившись... Вы всей моей жизни не знаете... что мне пришлось испить... повидать... И дочего же этот неудачник семью любит... ну, пеликан... от себя оторвет, хотя пеликан мясом своим не питает, это он пух с себя рвет, для согрева птенцов. Так вот и Ивонин, весь пух пособрал с себя... И квартирку их бомбами разбило, да уж... «на бедного М<ишку> все ш<иш>ки> вал<ятся>». Я не дерзнул написать о сем Ш<арлотте> М<аксимилиановне> — не посмел. Навряд у них в Париже что-ниб<удь>, рычажок какой... — мне, говорю, не везет с хлопотами за других. А Вам мне сердце разрешило написать: м<ожет> б<ыть> Вы, в час добрый, позондируете... — а вдруг! Тут, ведь, какое-то «рыбье» 

[626] слово надо, и Сезам открывается. А как иные русские хорошо устроились! Да ныне сильно сматываются всяк<ие> америк<анские> учреждения. Вот разве с конфер<енции> мирной чего капнет? Да ведь больше бесстыдникам капает и бесстыдницам... Ну, что Бог даст. Не осудите надоеду.

Привел выдержки из п<ись>ма О<льги> А<лександровны> доверительно, Вам только, не спросив ее позволения. Да она бы и не возразила, чтя Вас. Для меня тут один из намеков (у меня их немало было) на связь сего — земного — с потуст<оронним>. Тут никакой «случайности», совпадения... или влияния моего духа на нее: я ее никогда не видал (только она незримо для меня была на моем чтении в Берл<ине> в окт. 1936 г.). А ско-лько я поразительного (откровений, провидений!) испытал во время моей работы над «Путями», — уже после постигая вождение

! Я угадывал (нежданно!) даты, события... до страха!.. Но об этом можно лишь говорить... и показывать «места» в романе... — некое ясновидение... — совер<шенно> мне необъяснимое. Да, будете писать Метнеру... хоть я не знаком с ним, скажите, что я был рад, о-чень... что моя бормотунья [627] дошла до сердца: значит в ней — тихая музыка...? Я ее слышал, когда писал. Сердечный привет, милый друг, Наталии Ник<олаевне> и Вам.
Луганьтесь. Поклон Ш<арлотте> М<аксимилиановне>, если и она близко.

Ваш Ив. Шмелев.

<Приписка:> Проглядываю «Домби и С-н». Укачивает. Перев. Иринарха Введенского, [628] каж<ется> — лучший.

Пошло оказией п<ись>мо А. Лютеру, уже 3 нед<ели>, но — пока нет отклика.


402

И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <11.IV.1946>

Дорогой Иван Сергеевич!

Получил оба Ваши письма. Спасибо! Ваши критические замечания о Толстом очень хороши. Жалею, что не могу послать Вам моих лекций о сем первобытном титане. Они писаны и читаны мною здесь по-немецки: 1. Толстой как человек и художник. 2. Война и мир. 3. Идеология. 4. «Анна Каренина» — готова, но еще не написана. Вас бы позабавили наши совпадения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ильин И. А. Собрание сочинений

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное