Читаем Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2 полностью

О Разуме... Вы точно-правы. Но я... я никогда не дерзал отвергать его. «Вверх ногами» — (все в привычном ходе восприятий) это, конечно, для «афинян»: «об этом после послушаем тебя...» (Деян<ия> Ап<остолов>). Христова тайна — для них — «все вверх ногами». Разум — Святыня Господня. Он — истинный — срощен с сердцем. Но есть — ум, злой ум. Есть разум дьявола. Он режет, разлагает, роется, — гнилой-ядовитый плод познания. Его отвергаю. Он — песок в сложную, тонкую машину, едкая кислота. Отлично одевается, до блеска. Но... сверх грязных dessous. [637] Таким движется мир.

Я послед<ний> день много думал о Творчестве Богопознания... ночами. Упивался, развивая. М<ожет> б<ыть> все это составит «беседу» в романе (В<иктора> А<лексеевича> с о. Амвросием Опт<инским>). Эстет В<иктор> А<лексеевич> так и останется «у стен церкви», несм<отря> на постриг. Как и К. Леонтьев. Л<еонтье>в — интересн<ый> мыслитель, но... лишен Познания. Таких — тьмы. И эти «тьмы» — растут-растут... Таких — масса в католич<естве> и — особ<енно> — в кальвинизме. Лишь Православие дает дыхание, свободу...

Как скажет о сем о. Амвр<осий>? Эти дни много читаю о нем.

У меня «Лето Госп<одне>» — II кн<ига> — в 1 экз<емпляре>! Теперь — 5–6 дней — перерабатывать (а все б<ыло> готово!) и — в 2-х экз<емплярах>. Буду кусками отправлять Вам. Уже закончил 2 перв<ых> очерка: «Ледоколье» и «Петровками». Надо сделать впрок. Вижу, — что это. Болею, вчитываясь в послед<ние> 9 глав: «Святая радость», «Живая вода», «Москва», «Серебр<яный> сундучок», «Горькие дни», «Благословение детей», «Соборование», «Кончина», «Похороны». Во всем — наше, самое важное. Господи! Если бы самому увидеть в печати!.. Или — не б<уду> удостоен?.. Не мне чета: Моисей не б<ыл> удостоен. И посему, преодолев запинки, снова переписываю, отсекая, включая... Одно давит: в век «атомичности»… — так чирикать! Под грохот взрывов и канонады... — где-то поет малиновка — или — черный дрозд. Как он поет по зорям!… До слез грустно, до слез нежно. О, какая же грусть светлая в этой короткой песенке!… Все время мое наполнено и думами, и строчками, и... кухней, и... Устал. Но не опускаю рук. Не смею.

Да хранит Вас обоих Господь! Воистину Воскресе!

Что бы Вы там ни «закручивали», я раскручиваю и слышу: да, Ш<арлотта> М<аксимилиановна>! Кому же еще... до меня?!. Могу воздать... молитвой? И — да приидет! — добром — другим.

Ваш сердцем Ив. Шмелев.

Чудесное письмо Ваше! «На-вырез». [638]


404

И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <26.IV.1946>

Воистину Воскресе!

Милый и дорогой Иван Сергеевич!

Тревожно ждал Вашего письма и облегченно вздохнул, получив его 19 апреля. Опыт научил меня тому, что ходить по тротуарчику в жизни подчас весьма нецелесообразно; надо, благословясь, делать salto mortale. [639] Пока что удается. Намерен такожде и впредь.

«Раскрутили» Вы на этот раз с ошибочкой. Ш<арлотта> М<аксимилиановна> в сказке не участвует, в ее осуществлении тоже нет. Мало того: она даже и не знает об «ефтом» деле. И это так и нужно. У меня своя дружба, а у нее свои умиления. И совсем не нужно, чтобы осуществление моей дружбы расхолаживало ее умиление. Умилится и пускай свободно изольет, а не думает, будто «

вже». Потому не упоминайте, не намекайте, не благодарите ее за «бабушку-задворенку-ягинишну». Это все совсем иначе выглядит, в действительности.

Очень жду второй части Лета Господня. Может быть — издадим. Может быть — и по-русски. Странно сказать, а издательство UNRRA [640] запросило меня, что издать по-русски для беженцев, сидящих в «зонах». Хотят мое; захотят и Ваше. Но я требую старой орфографии. А Вы пойдете на новую? Ведь всего 3 буквы: ѣ, ъ и ï. Пускай достают! Кажется вилами по воде писано... А может быть и вытанцуется. Сейчас во главе стоит мой верный друг и ученик, русский из Латвии. Итак: я рекомендую Богомолье и 2 части Лета Господня. Гоните вторую. Но м<ожет> б<ыть> Богомолье и I часть у Вас крепко проданы издателю и не разошлись? Во всяком случае издательство Юго-славское можно считать за«тит»кавшимся, [641]

а потому и скончавшимся.

Отвечайте мне на сие и гоните вторую часть.

Приехала ли к Вам О. A. Bredius? У Вас ли еще? 15 апреля я послал ей заказным второй том Путей.

На днях получил «Maison Bourkov» [642] Ремизова на франц<узском> с предисловием-письмом Ромена Роллана. Это предисловие я даже не дочитал от тяжелого отвращения. И сейчас сижу, будто дьявол в рот нагадил. «Прекраснодушные» идиоты! Болтуны ушибленные! Радикалишки гнойные! Тоже о России рассуждают, «инферны» находят. Мечтатели чертородные! «Сплетни сеете, сороки короткохвостные! Пачкуны проклятые! Колпаки» (это уже из Ревизора).

Теперь всего важнее, чтобы Вы передохнули. Возьмите себе «преданную женщину», «приходимую милую крошку» (это уже из Лескова), чтобы самому не кухарить... Иногда неделя покоя — все обновляет.

Скоро пришлю все обещанное.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ильин И. А. Собрание сочинений

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное