Читаем Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2 полностью

Обнимаю Вас.

1946. IV. 26.

Ваш Иоанн (имя ему).


405

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <28.IV.1946>

28. 4. 46. Фомино Воскресенье. 5 ч. 30 дня.

О, светлый, дорогой друг,

неисповедимый Иван Александрович!

Я — где я, что я, как я...?!.. — столько свалилось, блеснуло, грохнуло и... пронзило... и... утонуло... — за эти 10 дней!.. Я едва пишу, все еще не осмыслив, не отстрадав, — после ударившего в меня светлого и темного... Ну, лавина — всего. И во всем этом потоке света и горечи... — что за узор! И — какое знамение?!… «Узор» — осязаю (не видя, м<ожет> б<ыть>). Знамение... — темно, но есть... или — было мне приоткрыто. Я очень слаб, — после 6–7 полубесс<онных> ночей. Теперь t° нормальна. Вам все непонятно, знаю.. Но и мне не все постигаемо. Но — так надо. Верно, что я на Стр<астной> — простудился?… Но было сносно. Во Св. и Вел<икий> Четв<ерг> — говел. Недостойный-неподготовленный.

В Пятн<ицу>, утр<ом>, нежданный, — да, нежданный! — приезд... О. А. Бр<едиус>-Суб<ботиной>. Свет. Я увидел друга, сестру, чистоту, ясность, тепло... Приехать — чтобы быть в Церкви!… Я уже был почти в болезни, но я был — освящен тихим светом. И — сердцем — возблагодарил Господа. В Св. Заутр<еню> я был в Храме, и моя бедная лачужка была уже ни

«печальна», ни «темна». И болезнь (странная, с поражением полов<ины> лица остр<ыми> болями и вздутием (t°38) по-шла... Св. Ночь — бред, кошмар, желчь рвалась (я два дня не мог нич<его> есть, за перв<ые> 3 дня — только, насилу, по чашке чаю и сухарик). А в понед<ельник> — депеша! Скончался отец мужа О<льги> А<лександровны> на 84 году. Я даже не разобрал, что это телегр<амма>: думал — pneu. Когда, в понед<ельник>, к 1 ч<асу> дня, О<льга> А<лександровна> приехала, — была у обедни — я м<ежду> проч<им> сказал — какой-то pneu... нашел, взглянул... — ей! депеша. Этот понед<ельник> — 22-го!… Надо б<ыло> выезжать... и не уехала бы... (к<ак> оказ<алось> после!), если бы не б<ыло> так дано. Много посетителей — был архиеп. Владимир (Ниццский) [643] с клиром — О<льга> А<лександровна> бегала к моим друзьям, рядом, справл<ялась> о поезде... и плакала. А я едва держался... И только уех<ал> арх<иепископ>… — тут же — нежданно! — (б<ольше> года не заявлялся!) — Виген Нерсессиан (не ведавший о приезде О<льги> А<лександровны>!) на мощной машине! Только благод<аря> ему — О<льга> А<лександровна> могла уехать... к<ак> узнал я из получ<енной> открытки. Нерс<ессиан> просидел до 9 ч<асов> в<е>ч<ера> (понед<ельника>), забрал ее... (и тут была удивит<ельная> черточка... на во-время воротившейся за ним машине!)

И я остался, кинутый болезнью в полубессознанье. Но всего не соберу сил сказать. Там, в Голл<андии>, состоялось — в посл<едний> миг примирившее обоих прощанье отца с сыном — Arn. Bred. Это — «что будет?!» — страшно томило О<льгу> А<лександровну>. Сл<ава> Богу, светло простились. Кратко говор<ила> отрытка... Нет, я чувствую — как бессилен показать Вам — начертанный «узор».

Я выгребаюсь... мне делали неск<олько> вакцинаций... кроме сего — принимаю сульфамиды. Боли (свёрла) в прав<ой> ч<асти> головы уже 3–4 дня прошли. Ем... И не смею думать продолж<ать> работу, пока. Я только знаю, как удручило О<льгу> А<лександровну> мое бытие беспомощное, моя оброшенность. Я так избегал, чтобы видели неуют быта моего... И всегда прятал эту мою оброшенность: тяжело отягощать душу чуткую таким зрелищем!… Я видел в глазах О<льги> А<лександровны> слезы. Но я держался, и она старалась скрывать свое волнение. Все-таки вместе были в Церкви, слушали Песнь Воскресения. Слава Господу. За все — Слава и Благодарение. За все. За радость творчества, за испытания, за скорби, горе, болезни... за лучик света

. Милый, добрый друг... Эти ночные бессон<ные> часы столько пылавших мыслей! И — о Творчестве Богопознания. Ка-кие подробности. И к<а>к все стройно. Это же из Вашего Родника! — от Вас. Вы высекали искры...

Потороплюсь опять вложиться в переписку II кн<иги> «Лета Г<осподня>». Три очерка готовы... Не уповаю на издание... Послать же единств<енный> экз<емпляр> (да, на 3/4 — в налепках и неисправл<енный>) не могу...

Благодарю Вас — за все. Этого не выразить. Особ<енно> — сейчас. Да, — горные цвет<очки> прозрачны. Особ<енно> если при электр<ичестве> и под изв<естным> углом.

На сих днях (2–3) «Les Voies Celestes»… Но я вне всего этого. Так меня оглушило и вспахало. Болезнь эта... — так, вдруг! Не вдруг: я уже со Среды Стр<астной> чувствовал болев<ые> токи в лице... — да, про-дуло...? Да еще д<окто>рша нашла бронхит... — что теперь... я только разбит... Только смотрю на небо... слезы в глазах, туманится все...

Простите это смутное письмо. Не мог не высказать — хоть так сбивчиво — Вам!

Обнимаю. Благодарю. Милые друзья.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ильин И. А. Собрание сочинений

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное