Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

— «Возвратись в свой Храм, о, Веста!Твой огонь я сам зажгу...А погаснет, Всеневеста,Вновь, тобою, разожгу».

Положил всем суд примерный, —Справедлив всегда он был, —И Юноне благоверной,И себя не позабыл:

— «Петухов зажарить, вмеру...

Безобразие убрать.Нам... — не в очередь, Венеру,А мальчишку отодрать».

«Старушенцию — Сатиру,Для утехи в постный день.Привинтил ей к ж... лиру, —Пусть бряцают «дренди-дрень».

И когорте дал награду,Дабы доблесть поощрять:— «В марте, каждую декаду,

Всех весталок навещать».Август, 1946. Париж. Тоник.

А засим, — воздыхая о гресех Тоника — «неисправим, хоть брось!..» — пребываю в почтении и благоговении.

Ваш, исконно, Ив. Шмелев.

Разрешите подержать малость еще — «О тьме и просветлении». Старое вино пьют, смакуя.

Всяческое распространение «Петухов» воспрещено цензурой (та же все «чопорная дура»). Много охотников до «списать». Читал лишь понимающим (из скудных литераторов) и — препростым. Вам м<ожет> б<ыть> для архива сгодится. Мой архив всегда в беспорядке, — в полном порядке лишь все Ваши — зернистые — п<ись>ма.

Ив. Ш.

Порывистый Тоник думал (!) посвятить «Петухов» некоему о. Флексию для утехи в постный день, но... — и хорошо! — раз-думал. Лучше уж ему... … ли-ру...?! N'est-ce pas? [687] Злое время — народило еропланный стишок.

416

И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <30.IХ.1946>

30/IX 1946

Дорогой Иван Сергеевич!

Перед самым нашим отбытием пришло Ваше последнее письмо от 4 сент<ября>. Прочли, повеселились (мы — духом свободные!) и с собой на каникулы увезли. Каникулы на сей раз были нелегкие. А почему — не хочется и рассказывать. Поверьте, что было трудно, тревожно и невесело. Огорчало и заботило меня еще и то, что сентябрь прошел для Тони [688] без «сальто-мортале». Как-то он справлялся?.. Да и справился ли? Планы сальто-мортальные имеются, а как осуществятся, не знаю. Мировые шестерни так медленны, так скрипучи и недостоверны, что в душе иногда бывает чувство, будто тянут из тебя кишку и тешатся твоим нетерпеливым раздражением... Ну, как Бог даст, а я Вам не забытель.

Жду от Вас листок с пометками о продуктах: что желательно и приемлемо, а что нет. Пожалуйста, не разводите «добродетель», а шлите мне бумажку назад. Посылки ходят медленно, надо соображать и меры принимать. А то зима придет. Итак, очень жду.

Знаете ли Вы Александра Дмитриевича Александровича (тенор, петерб<ургской> оперы)? Он сейчас в Париже, работает с хорами и пишет об искусстве. Я просил его посетить Вас; его знает Виген. Он будет просить у Вас (по моему поручению) текст «Тьмы и просветления». Дайте ему на неделю, но с обещанием а) из рук не выпускать б) вернуть в руки на rue Boileau. [689]

Он легкий, духовно бодрый, и, я думаю, будет Вам приятен и утешителен.

30 августа вышел мой Гегель по-немецки (с опозданием на 25 лет). По объему сокращен, по литературе удвоен, снабжен рисунками, изображающими наглядно — «неизобразимое философское». Издан оч<ень> хорошим бернским издательством. Издано превосходно. Большой формат, толстый том, 432 страницы. По предвар<ительной> подписке 28 шв<ейцарских> фр<анков>. После выхода 32 фр<анка>. Подписка (при полном неучастии Герм<ании>, Австрии и всей Вост<очной> Европы) дала 170 экз<емпляров>. Это успех. Посмотрим, что дальше. Курьез в том, что первые две хвалебные рецензии уже напечатаны на обложке книги:

1) Проф. Бубнова [690] в Гейдельберге от 1927 г. 2) Б. Яковенки [691] в Праге от 1943 г. Третья уже была в Neue Zürich Zeitung, теперь.

А за лето я написал по-русски (и теперь заканчиваю) Das verschollene Herz. Все обрусилось, оправославилось и углубилось. Хочу назвать обратно: Живое сердце. По-английски эта книга должна выйти зимой в USA.

Дорогой мой! Как идут Ваши Пути по-французски? Как подвигается второй том Лета Господня? Главы из него, присланные Вами, я читал Наталии Николаевне вслух в самый разгар ее болезни, по вечерам. Было утешительно, ласково, по-русски светло и по-русски скорбно.

Господи! Как нам достать русского издателя?! Молюсь об этом каждый день.