Очень мучает нас Föhn... Это ветер с гор, несущий с собой какие-то, туземцами доселе неисследованные, электр<ические>
Сообщите мне
Нат<алия> Ник<олаевна> шлет дружеский привет. Я обнимаю.
Ваш ИАИ.
Писал лежа: Föhn! Пишите на Zollikon: акк<уратно> перешлют.
<Приписка:> Ваша ясеневая настойка мне
417
И. С. Шмелев — И. А. Ильину <7.Х.1946>
7. 10. 46. 9 веч. Свежо, ясно.
«...Оглянуться не успела, как зима катит в глаза»
Здравствуйте, дорогие-верные друзья! Все сердце — к Вам!
Милый и дорогой друг Иван Александрович,
Сегодня (7.10), в полдень, — ! — отправил Вам, — наконец-то! — заказ<ной> пакет остатних глав 11-й ч<асти> «Лета Господня» (15: XI по XXV). «Ныне отпущаеши...» Вложился, как «Кривая», когда — домой. И… — … «Что ж непонятная грусть...»? «Исполнен долг, завещанный от Бога мне, грешному...» Тру-дно было. За 16 дней переработал и перебелил 169 страниц! Ле-кор! [692]
Нагонял месяцы, взятые и недугом, и прочим. Нагнал, обошел на финише, как «Соловей» морозовский из «Путей Неб<есных>». Но глаз еще в почёсе, порой«Суди меня, судия неправедный...» Остро. Нет, праведный
. Мне-то уж грех пенять. Третий раз перечитывал гениальный диагноз и анатомию Ваши. Ваша «Эстетика» — вошла монументально в теорию словесности и искусства. Не вошла, а вступила и... — «посторонились все другие народы...» — почти по Гоголю. Ваше Искусство должно быть ведомо миру. Позор — не узнать его. Не знать его! Это совершенно исключительное, исключающее... Как четко теперь видишь — и раньше видел! — пигмеев-лилипутов с перышками... — эти немытые рыла, все это поганство, недотепство, безграмотство, и притязание — учить! — всех этих критиков «лавочки» и со скамеечки приготовит<ельного> класса! Говорю обо всех, не токмо о наших, «насих», но и — с того и другого материка. Иван Александрович! верю, что ни на миг не придет Вам на мысли, что Ш<меле>в говорит все это... «про домо суа». [693] Клянусь: сознание, перед своим словом-мыслью-чувством ответственность — говорят тут. Чем больше вчитываюсь — больше постигаю, как верно, необманно было первое впечатление. И — преклонился не только перед дарами, Вам доверенными от Судии Верховного, Даятеля талантов, но и перед тем, особенно, как, как эти таланты пущены в оборот... Преклоняюсь перед мыслью и сердцем человека. Нет вопроса тут... — Вы — совершенно особенный, единственный во всем мире, Учитель — Мэтр Творчества. Километр!.. — воистину. Вас надо вкушать, смаковать, как предельно-выдержанное вино, чтобы внять «букет» — мысли, образы, чуянья, намеки... указанья. Вы сумели дать то, чего никто не дал: явно связать земное с космическим, обнаружить эту непостижимую, невидимую «пуповину»… и заставить озирнуться и радостно вострепетать. Вы своею «эстетикой» торите для мира пути к Богу, как ни один из современных, — и не только совр<еменных> «богословов». Незримые россыпи богатства, неоглядные. И — в какой же словесно-четкой оправе! На Вас бу-дут учиться... — но этому нельзя выучиться! — поколения и наших, и ненаших. «Памятник» воздвигнут. Вокруг будут крутиться, колебать «с детской резвостью...» — так собаки и вкруг «Пушкина» крутились... и не только собаки... — и что-то брать. И немногие лишь постигнут всю глубину и всю высоту, и всю правду. Но эти немногие посеют отборные Ваши семена. И новая веха будет поставлена. Она уже поставлена, — увидь и руководись ею. Вы все опрокинули и перевернули в приемах критики. И вот теперь, я, неуч, постигаю, что такое та чудесная загрунтовка, на которой выписали Вы свою картину: Ваше великолепное образование, — философское, правоведческое, богословское, эстетическое... уни-вер-сальное! — при Вашем уме, вдохновении, труде чудесном, — при Вашем творческом, гениальном Даре! Не «акафист» это, а — радостная молитва, молитва благодарения за то, что суждено мне было быть современником Вашим, земляком, дружкой и другом. Благодарю Господа.Почему было — Вам — на отдыхе — «трудно, тревожно и невесело»? За «сальто