– И что же было в Сребренице[8]
? – осторожно спросил Грегори.– Что? – Хорвата вырвало из опьяняющего оцепенения. – В Сребренице, как и по всей Югославии, была настоящая бойня. Не щадили ни женщин, ни детей. Я купил советский автомат и три обоймы, но ни сделал не выстрела. Меня поразило осколками гранаты. Все подумали, что я труп. И обращались, как с трупом. Ночью я выполз из- под десятков разорванных тел, покрытый кровью и дерьмом. С осколком в левом легком, в колене, в черепе. Я полз и задыхался, пока не потерял сознание. И не забыл, кто я вообще такой.
Каждое слово давалось Хорвату тяжелее предыдущего, будто все события он переживал заново. Его голос булькал кровью в левом легком, его руки повисли плетьми, будто несколько миль тащили за собой раненое тело по кровавой грязи уродливой войны. Паузы между предложениями душили тишиной.
– Меня нашла и выходила пожилая хорватка. Не знаю, как она меня нашла и почему взяла с собой. Очнулся в ее погребе с гнилой картошкой в собственном дерьме. В полной темноте, не понимая, кто я и где. А потом еще три года питался помоями, пока везде гремели выстрелы. Пока меня не вывезли беженцем солдаты ООН. И вот я тут, – он снова развел руки.
Сильная волна захлестнула опору моста, а холодный ветер отнес брызги к огню в металлических бочках. Тело Грега содрогнулось, но не от холода. От навязчивой мысли, что он когда-то знал Хорвата. И очень хорошо знал.
– И родители? Твои родители остались в Лондоне?
– Родители, – Хорват докурил косяк и растер между ладоней. – Кажется, прошло столько лет, когда я их последний раз видел…
– Ты не пытался вернуться домой?
– Из того дома уходил пышущий жизнью юноша. Таким его запомнили родители. Это был его дом. А мой дом, – он ткнул большим пальцем в палатку за своей спиной.
Хорват погрузился в состояние ступора. Или медитации. Взгляд был расфокусирован. Кажется, что он был совсем не здесь. Где-то далеко. Или даже в другом времени. Грегори мучительно пытался вспомнить, что за человек перед ним. И словно молния, его мозг пронзила вспышка далекого воспоминания.
– Твои родители… Это Аллайа и Ибрагим Малик? – тихо произнес Грегори.
– Что ты сказал? – Хорват дернулся, выйдя из оцепенения.
– Ты – Амир Малик, – чуть громче сказал Грег. – Уже семь лет твои родители ищут тебя и ждут. Пошли со мной.
Грегори протянул ему руку. Хорват смог сконцентрировать на ней свой взгляд, а потом перевел его на лицо владельца. В его глазах колыхнулись воспоминания о другой жизни, которые были до войны. До наркотиков. До взросления.
– Грегори? – прошептал он?
– Да, дружище. Нам пора домой.
Грязная рука схватила пятерню Грега. Хорват с кряхтением встал на ноги.
Грег приоткрыл окна в машине, чтобы впустить немного свежего воздуха. Хорват, он же Амир, друг его детства, пропавший несколько лет назад, задумчиво смотрел в окно на невыразительный ночной пейзаж бруклинских улиц.
– Я все же не понимаю… Ты искал меня? – наконец произнес он.
– Нет. То есть не совсем. У меня сейчас действительно странный период в жизни…
– Ты сказал, что бездомный, но у тебя машина и ты везешь меня куда-то… в студию?
– Говорю же, тяжелый и очень странный жизненный период. Я тут вроде женился, переехал из Лондона, но все пошло по какому-то… другому сценарию.
– Но ты говоришь, что мои родители… Что они здесь, – Хорват пытался собрать свои разлетевшиеся в одурманенном сознании мысли.
– Не здесь, но они приедут, через день или два. Вот увидишь!
– Что? – спросил Грег.
– Я ничего не говорил, – ответил Хорват.
– И что ты предлагаешь? – вновь обратился к Тиму Грег.
– Предлагаю? – переспросил Хорват.