Песец

Гржельчик запретил Эст Унтли заходить не только в рубку, но и в обсерваторию. Категорически. Не хватало еще, чтобы она увидела Гъде на экранах. Планета, вспыхивающая под лазерным огнем, выглядит со стороны эффектно, но какое впечатление это зрелище произведет на аборигенку, проверять не хотелось.

Эст Унтли маялась душой. Она представляла себе, что происходит внизу. Смутно, но от того не менее жутко. Она хорошо помнила Нлакис, такое и захочешь – не забудешь. Когда корабль еще не вошел в прокол, Йозеф сказал:

– Мы идем к Гъде. Хочешь домой?

Что толку тешить себя иллюзиями? Не такая уж она наивная. Она прекрасно понимала, зачем «Ийон Тихий» с эскадрой идет к Гъде.

– Нет, – ответила она дрогнувшими губами.

Больше всего она боялась снова оказаться на погибающей планете. На Нлакисе ей повезло. Самой отказываться от везения, отталкивать протянутую руку? Нет! Если бы на Гъде ее ждали малые дети, или больные родители, или любимый – тогда да, наверняка сунулась бы в пекло вопреки доводам разума. Но единственный человек, которому она не безразлична – здесь, на «Ийоне».

– Вот и правильно, – резюмировал он. – Целее будешь.

И велел не отвлекать.

Теперь она не знала, куда себя деть. Если бы она могла хлопотать вокруг него, это отодвинуло бы маету и тревогу на второй план. Но она осталась одна. Сидеть в каюте было страшно, пойти туда, где экраны – нельзя. И, на самом-то деле, еще более страшно. Она могла бы навестить Эйззу, но у Эйззы торчит эта кошмарная Мария. Хоть мересанка и извинилась, пересекаться с ней у Эст Унтли не было ни малейшего желания. Медичка Клара вроде бы неплохо относилась к гъдеанке, но и ее не дернешь: она со своим кровососом милуется, пока время есть. Как она только может добровольно поить его кровью? Шитанн безотчетно пугал Унтли уже тем, что находится на том же самом корабле, что она. Он ни разу не пытался ее укусить, но после «Райской молнии» она избегала любых контактов с шитанн. Чем дальше от них, тем лучше. А помимо глупой, но приветливой Эйззы и строгой, но доброжелательной Клары, ей тут не с кем и словом перемолвиться. Не у мужчин же искать утешения и сочувствия!

Хотя имелся на «Ийоне» странный мужчина – не военный, а жрец. Он часто появлялся в медблоке, пока Унтли там лежала. Все Эйззе с младенцем о вере своей рассказывал, только кетреййи мимо сердца пропускала, что ей чужая вера? А Унтли слушала волей-неволей, все равно ведь делать нечего, лежишь, словно привязанная к капельнице. Он и с ней заговаривал, а она робела. Впрочем, немолодой, но бодрый дядька не казался злым. И почему-то ей подумалось, что он не отмахнется досадливо от пугливой бабы с ее мелкими проблемами. Она робко поскреблась в дверь каюты епископа, и он отозвался:

– Войдите!

Дьёрдь Галаци отложил четки и повернулся к женщине, замявшейся на пороге, не решаясь его переступить.

– Входи, дочь моя. Я не кусаюсь.

Он шутил, но последнее заявление неожиданно успокоило ее. Она сделала шаг вперед, прикрыла дверь и застыла, сцепив пальцы и тем не менее совершая ими хаотичные нервные движения.

– Плохо тебе, дочь моя?

Вряд ли она тянула на его дочь. Годы Эст Унтли подошли к тридцати. Он мог бы стать ее отцом лишь в очень юном возрасте, такие молодые мужчины еще не вступают в брак.

– Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь? – выдавила она. – Ну, про вашу религию, как вы любите.

Просто чтобы слушать чужой мягкий голос и смотреть на собеседника, а не в пустоту.

– Как я люблю? – усмехнулся он. – Дело ведь не во мне, и пришла ты не для того, чтобы предоставить мне возможность самовыразиться. Тебя гложут страх и сомнения. Ты хочешь от них отвлечься, но так у тебя ничего не получится: ты вернешься к себе, и они придут опять. Расскажи мне о них. Расскажи о себе.

– Вам правда интересно? – неуверенно спросила она.

Он удрученно покачал головой. Женщина не понимала. С иноверцами вечно так. Взять хоть этих молодых Фархадов, что горазды прикалываться над святым отцом. Но они все-таки знают, кто такие священники, а гъдеанка вовсе незнакома с Церковью.

– Я спрашиваю не из любопытства, дочь моя, – Унтли не была его духовной дочерью, но он упрямо звал ее так, надеясь, что это еще случится. – Я хочу тебе помочь. А помочь можно, лишь разобравшись.

Он приглашающе похлопал ладонью по табурету. Помедлив, гъдеанка села. Глубоко и прерывисто вздохнула и призналась:

– Я боюсь.

– Чего же ты боишься? – ненавязчиво уточнил Дьёрдь.

Всего. Того, что станет с Гъде. Того, что Йозеф из лучших побуждений высадит ее на планету. Что этого потребует старпом – вечно недовольный мересанец, косящийся на нее, будто на козявку в супе. Что она ляпнет какую-нибудь глупость, и Йозеф ее прогонит. Или отдаст обратно адмиралу Мрланку – «Молния»-то рядом.

Она снова вздохнула. Надо с чего-то начать. И она начала с Нлакиса.

– В секторе 44 райский линкор.

– Пусть катится в свой сортир, или куда ему там надо! – рявкнул Ен Пиран. – Не до него.

Адъютант помялся. Он очень не любил сообщать неприятные вещи. На собственном опыте испытал, как адмирал на это реагирует.

– Простите, адмирал… Он собирается атаковать.

– Что?!