Пьесы

Хиггинс(ворчливо). А вы когда-нибудь видели, чтобы человек был порядочным там, где дело касается женщин?

Пикеринг. Да, и даже очень часто.

Хиггинс(упирается ладонями в крышку рояля, подпрыгивает и, усевшись на рояль, говорит авторитетным тоном). Ну, а я ни разу. Я знаю, что как только я позволяю женщине сблизиться со мной, так она сейчас же начинает ревновать, придираться, шпионить и вообще отравлять мне существование. И я знаю, что как только я позволяю себе сблизиться с женщиной, я становлюсь эгоистом и тираном. Женщины все переворачивают вверх дном. Попробуйте впустить женщину в свою жизнь, и вы сейчас же увидите, что ей нужно одно, а вам совершенно другое.

Пикеринг. Что же, например?

Хиггинс(соскакивает с рояля, ему явно не сидится).

А черт его знает что! Вероятно, все дело в том, что женщина хочет жить своей жизнью, а мужчина — своей; и каждый старается свести другого с правильного пути. Один тянет на север, другой на юг; а в результате обоим приходится сворачивать на восток, хотя оба не переносят восточного ветра. (Садится на скамью у рояля.) Вот почему я твердо решил остаться холостяком и едва ли переменю когда-нибудь свое решение.

Пикеринг(встает, подходит к нему и говорит серьезным тоном). Бросьте, Хиггинс! Вы отлично знаете, о чем я говорю. Если я приму участие в этой затее, я буду чувствовать себя ответственным за девушку. И я надеюсь — это само собой разумеется, — никаких попыток злоупотребить ее положением…

Хиггинс. Что-о? Вы вот о чем! Ну, это будет свято, могу вас уверить. (Встает, чтобы объяснить свою мысль.) Поймите, ведь она же будет моей ученицей; а научить человека чему-нибудь можно только тогда, когда личность учащегося священна. Я обучил искусству правильно говорить по-английски не один десяток американских миллионерш, а это самые красивые женщины на свете. Тут у меня крепкая закалка. На уроке я чувствую себя так, как будто передо мной не женщина, а кусок дерева; или как будто я сам — не мужчина, а кусок дерева. Это…

Миссис Пирс приотворяет дверь. В руках у нее шляпа Элизы. Пикеринг возвращается к камину и усаживается в кресло.

(Живо.) Ну как, миссис Пирс, все в порядке?

Миссис Пирс

(в дверях). Если вы разрешите, мистер Хиггинс, я хотела бы сказать вам два слова…

Хиггинс. Конечно, пожалуйста. Входите.

Миссис Пирс входит в комнату.

Вы это не сжигайте, миссис Пирс. Я хочу сохранить это как раритет. (Берет у нее шляпу.)

Миссис Пирс. Только поосторожнее, сэр, прошу вас. Мне пришлось пообещать ей, что я это не сожгу; но все-таки подержать немного в горячей печи не мешало бы.

Хиггинс(поспешно кладет шляпу на рояль). О, благодарю за предупреждение! Так что же вы мне хотели сказать?

Пикеринг

. Я не мешаю?

Миссис Пирс. Ничуть, сэр. Мистер Хиггинс, в присутствии этой девушки я просила бы вас быть очень осмотрительным в выборе выражений.

Хиггинс(строго). Конечно. Я всегда очень осмотрителен в выборе выражений. Почему вы мне это говорите?

Миссис Пирс(твердо). Нет, сэр, когда вы чего-нибудь не можете найти или когда вам изменяет терпение, вы вовсе не осмотрительны. Для меня это не имеет значения: я привыкла. Но в присутствии этой девушки, пожалуйста, постарайтесь не ругаться.

Хиггинс(возмущенно). Я — ругаться? (С большим пафосом.)

Я никогда не ругаюсь. Я презираю эту манеру. Что, черт возьми, вы хотите сказать?

Миссис Пирс(внушительно). Вот это самое я и хочу сказать, сэр. Вы произносите слишком много бранных слов. Ну, пусть бы еще только «к черту», и «на черта», и «какого черта»…

Хиггинс. Миссис Пирс! Подобные выражения — в ваших устах! Опомнитесь!

Миссис Пирс(не давая себя сбить с позиции).… но есть одно слово, которое я настоятельно просила бы вас не употреблять. Девушка сама только что употребила это слово, прищемив себе палец дверью в ванной комнате. Оно начинается на ту же букву, что и дверь. Ей это простительно, она с пеленок привыкла к такому языку. Но от вас она не должна слышать ничего подобного.

Хиггинс(высокомерно). Простите, миссис Пирс, я не помню, чтобы я когда-нибудь произносил это слово.

Миссис Пирс смотрит на него в упор.

(Он добавляет, пряча нечистую совесть под маской судейского беспристрастия.) Разве только в редкие минуты крайнего и справедливого раздражения.