Пьесы

О б о л е н с к а я. Да. В сущности, Франция — моя вторая родина.

А б е ц. Все-таки вторая?

О б о л е н с к а я. Как-никак я русская, господин Абец.

А б е ц. Однако мне пора. Рад был с вами познакомиться. Надеюсь, еще встретимся.

А л е к с е й  П л а т о н о в и ч. Буду рад, господин посол.

О б о л е н с к а я. Оревуар, мсье!

А б е ц  и  О б е р г  прощаются и уходят.

А л е к с е й  П л а т о н о в и ч (задумчиво). Что ему от меня надо?

О б о л е н с к а я. Говорит — чисто абстрактный интерес.

А л е к с е й  П л а т о н о в и ч. Абстрактный? У немцев такого не бывает.

О б о л е н с к а я. Ничего, Алексей Платонович, мне няня в детстве говорила: бог не выдаст, свинья не съест.

А л е к с е й  П л а т о н о в и ч. Это, смотря, какая свинья. Ну, мне пора. Кланяйся матери, на днях навещу. (Целует Оболенскую в лоб, уходит.)

Входит  Р а д и щ е в.

Р а д и щ е в. Ушли наконец эти эсэсовские индюки?

О б о л е н с к а я. Твои листовки просто бессмысленный и лишний риск, Кирилл!..

Р а д и щ е в. Гардеробщики так увлеклись игрой в кости, что мне удалось легко… А знаете, Вики, сегодня на балу многие говорили, что готовится нападение на Россию… И самое возмутительное — некоторые со злорадством!..

О б о л е н с к а я. У меня такое впечатление, что Абец проявляет особый интерес к Алексею Платоновичу… Надо информировать штаб де Голля… Теперь мы боремся за Францию, которая нас приютила…

Р а д и щ е в. Но если потребуется, за Россию будем бороться вдвойне.

Картина вторая

В темноте доносится голос диктора Юрия Левитана, передающего очередную сводку Совинформбюро: «Повторяю утреннее сообщение Советского информбюро от 15 октября: наши войска вели бои на всем фронте и особенно ожесточенные на Вяземском, Брянском и Калининском направлениях…»

Занавес поднимается. Кабинет Волконской на ферме в департаменте Дордонь. Будучи врачом, она развернула на своей ферме госпиталь для раненых. Белые шкафы с медикаментами, диван, покрытый белой клеенкой, на столе — стетоскоп и аппарат для измерения кровяного давления. Поздняя ночь. У радиоприемника — В о л к о н с к а я, красивая женщина средних лет в белом халате; м а т ь  М а р и я, пожилая женщина в черном апостольнике; А р и а д н а  С к р я б и н а, молодая миловидная женщина, и  С о ф ь я  Н о с о в и ч, элегантная дама лет тридцати на вид.

В о л к о н с к а я. Вяземское направление!.. А два дня назад оставили Вязьму!.. Немцы подходят к Москве!.. (По-французски.) О мой бог!..

С к р я б и н а. Ужасно!..

Н о с о в и ч. Не понимаю, что происходит!..

М а т ь  М а р и я. Неужели немцы захватят?.. Не верю…

Г о л о с  Л е в и т а н а. Передаем вечернее сообщение: «В течение ночи с четырнадцатого на пятнадцатое октября положение на Западном фронте ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону…»

В о л к о н с к а я. Я не в силах это слушать!.. (Выключает приемник.) А сегодня особенно… Гастон и Жорж обещали приехать…

М а т ь  М а р и я. Кто они? Гастон и Жорж?

В о л к о н с к а я. Гастон — француз, а Жорж — русский эмигрант. Оба, вероятно, коммунисты. Мне известны только их подпольные клички. Они должны доставить сюда трех советских офицеров, бежавших из лагеря военнопленных.

М а т ь  М а р и я. Волнение ваше, княгиня, понятно. Вот-вот увидим советских… Чего-чего о них не наслышались, но начитались! Как мы встретимся, как они к нам отнесутся?.. Найдем ли общий язык?..

Н о с о в и ч. Поверят ли они нам, мать Мария?!

С к р я б и н а. Да-да, поверят ли?!.

М а т ь  М а р и я. Должны поверить. Тамара Алексеевна, а все же включите радио. Мы в Париже регулярно слушаем…

Волконская включает приемник.

Г о л о с  Л е в и т а н а. …С каждым днем патриоты Франции, жители Парижа усиливают свою борьбу против немецко-фашистских войск и ставленников Гитлера…

С к р я б и н а. Слышите, о нас!..