Для либералов и социалистов, желавших поражения Российской империи в войне и видевших в этом залог успеха будущей революции, позиция Кропоткина была парадоксальна и непонятна. Возмущается агрессивными действиями Японии и Англии, не только России. Опасается роста влияния японского империализма. Считает, что поражение России приведет к реваншистским настроениям, военной диктатуре. Не за поражение, тогда значит – за победу… Все это очень напоминает бесчисленные дискуссии диванных аналитиков в «Фейсбуке» об актуальных политических событиях с неизбежной маркировкой: «свой – чужой», «хороший – враг»… «Ты не за Майдан – значит, ты за Путина». «Ты не за Путина – значит, ты за Навального». «Ты не за ДНР – значит, ты за "бандеровцев"». «Ты не идешь на выборы – значит, ты за действующую власть». «Ты не за либералов – значит, ты за Сталина». «Ты не за Сталина – значит, ты либерал». Это типичный взгляд на мир в духе «кто не с нами – тот против нас», или «из двух зол выбираю меньшее». Или, как еще называют это явление, – дихотомическое сознание. Кропоткин, очевидно, в эту схему не вписывается, и не вписывается эдак до августа 1914-го… Для него были важны нюансы, обстоятельства, картина мира во всех ее реалиях, «равнодействующая» всех факторов, не сведенная искусственно к двум лагерям. И наконец, он рассуждает исходя из долговременной перспективы, с точки зрения мировой революции. Он не может смотреть на все с позиции «как нам лучше свалить кровавый режим». Вопрос «что будет потом?» для него очевиден. Он не выбирает из двух зол меньшее, он ищет достойную альтернативу и этим интересен. За год до смерти он напишет анархисту Александру Шапиро: «Мы остались анархистами именно потому, что считаем нужным проводить в жизнь свои воззрения, что остаемся самими собой, не обезличиваемся»[1260]
. Вот это и была «своя линия»…Очень плодотворным для сотрудничества с «хлебовольцами» в предреволюционное время стал 1904 год. В это время на страницах «Хлеба и Воли» появляются четыре его статьи[1261]
. Что же писал в это время Кропоткин, к чему призывал? В марте 1904 года в передовице «Хлеба и Воли» он уже рассматривает перспективы грядущей революции в России. Доказывает, что представители правящих кругов России, высшие чиновники, помещики, крупные предприниматели желают введения Конституции. Их пугает лишь перспектива «потрясений». Местами он откровенно иронизирует над логикой российской элиты: «Ну да, конечно, говорят они, приспело время для конституции. Охота нам зависеть от фантазии всякого царя!.. Даже перед Европой зазорно; да и смутам пора конец положить; как бы народ – того!.. Вообще, мы не прочь от конституции (деньжищ-то, Иван Иваныч, что можно нажить, коли с умом!). Только как бы, боже упаси, революции не приключилось? ‹…› Так вот надо будет как-нибудь конституцию, хоть плохонькую, соорудить, лишь бы без революции. Мужичье – чтоб ни-ни! И думать бы не смели на наши земли заглядываться! А фабричные, ежели где зашумят, так чтоб сейчас усмирение, – по форме, без малейшего попущения. А нам наше добро терять из-за конституции не приходится»[1262].Точно так же Кропоткин высмеивал логику эсеров и социал-демократов, стремившихся ограничиться демократизацией политического строя, передачей части или всех помещичьих земель крестьянам и некоторыми улучшениями труда рабочим: «…как объяснить то, что в социалистической печати так усердно занимаются, например, вопросом, какие земли – отрезки какие-нибудь или еще какие-нибудь прирезки – можно будет отдать крестьянам, а какие отбирать у помещиков не следует? Почему это непременно восьми-, а не шестичасовой рабочий день, и такое то "охранительное" рабочее законодательство, предрешающее заранее, что эксплуатация русского рабочего капиталистом должна, однако, продолжаться? Разве это революционная программа?»[1263]
Откуда и почему революционеры придумывают ограничения для своих целей в революции? Кропоткин дает простой ответ: это хорошо известный предвыборный прием, который русские социалисты заимствовали у своих европейских коллег. Его цель проста – доказать правящим кругам и их потенциальным сторонникам, что социалисты не угрожают им. Следовательно, можно допустить социалистические партии к парламентскому пирогу. «Такие программы пишутся в виду парламентских выборов, а вовсе не в виду революции. ‹…› „Слава богу, дурь из головы выкинули эти социалисты“, говорит буржуа, читая их программу-минимум. „Начали сами знаете с чего: капиталистов, изволите видеть, вовсе не нужно! Теперь, слава богу, образумились, просят восьмичасового рабочего дня. Ну, на этом можно поторговаться – и сторговаться“»[1264].