Главная задача анархистов – вызывать к жизни такие движения, пробуждать бунтовской дух, инициативу людей в повседневной борьбе за свои интересы, отвергая помощь посредников – чиновников и профессиональных политиков, о чем он заявил открыто: «Веками старались убить в народе всякую силу революционного почина. Веками старались уверить его, что его спаситель – король, царь, имперский судья, королевский чиновник, поп. И теперь есть люди, старающиеся уверить народ, что за него готовы радеть всякие благодетели, лишь бы им позволили писать законы… Так вот пора, прямо и открыто, говорить народу: "Не верьте вы спасителям! Верьте себе самим – и бунтуйтесь сами, ни от кого приказа и разрешения; бунтуйтесь против всех, кто вас грабит и правит вами"»[1275]
.«Никто не даст нам избавления: ни бог, ни царь и не герой», – говорилось в тексте «Интернационала», написанном парижским коммунаром Эженом Потье, который по своим взглядам был близок к анархистам.
Кропоткин предчувствовал надвигавшийся взрыв. «Дела в России принимают серьезный оборот…» – пишет он Марии Гольдсмит 1 декабря 1904 года[1276]
. В том же месяце Петр Алексеевич принимает участие в съезде российских анархистов-коммунистов в Лондоне. Вероятно, он сам был одним из его инициаторов. В первой половине 1904 года он писал в редакцию «Хлеба и Воли»: «…созидание анархистской партии в России – дело серьезное, и отСъехались пятнадцать делегатов. Анархистов из России представлял Александр Таратута; группу «Хлеб и Воля» – Гогелиа, Николай Игнатьевич Рогдаев (Музиль) (1880–1934), его жена Ольга Яновна Рогдаева (Малицкая) (1881–1937) и другие; а российских анархистов из Лондона – старый народник Людвиг Федорович Нагель и Александр Моисеевич Шапиро. Съезд посетили Малатеста и Неттлау[1278]
. Это был первый съезд российских анархистов, и подготовили его очень основательно. Заранее, в октябре (по другим данным – летом) в Одессе прошла конференция анархистов Юга России. Здесь собрались представители анархистских организаций Екатеринослава, Елисаветграда, Николаева, Одессы и Херсона. Обсудив вопросы тактики и стратегии движения, они избрали Таратуту своим представителем на лондонский съезд. Решения конференции поддержали анархистские группы из Белостока и Гродно[1279].Как вспоминал впоследствии Александр Таратута, Кропоткин поразил его своей жесткостью и непримиримостью: «Мой доклад о положении рабочего движения в России и о деятельности анархических организаций несколько раз прерывался им самыми резкими замечаниями»[1280]
.В чем же заключались эти замечания? Таратута рассказал о том, как анархисты, защищая анархо-коммунистическую программу преобразований, вынуждены одновременно вести борьбу против самодержавия и «демократических стремлений всех политических партий». В ответ на это Кропоткин заметил, «что мы гонимся за двумя зайцами, что главного врага надо бить вместе, а не распыляться по сторонам»[1281]
. Мария Гольдсмит передает его слова так: «Пусть либералы ведут свою работу, мы не можем быть против нее; наше дело – не бороться с ними, а вносить в существующее революционное брожение свою идею, расширять поставленные требования, вести движение дальше той цели, которую ставят другие партии»[1282].Важно понять позицию Кропоткина. В 1922 году бывший анархист Иван Сергеевич Книжник-Ветров вспоминал, что в 1904 году Петр Бернгардович Струве (1870–1944), еще недавно автор первого манифеста РСДРП, а тогда уже один из лидеров леволиберальной оппозиции, издатель популярного в России эмигрантского журнала «Освобождение», дал ему почитать «Записки революционера». На книге красовался автограф Кропоткина: «В редакцию журнала "Освобождение" с пожеланием успеха». Книжник-Ветров, впоследствии общавшийся с Кропоткиным, так понял его: «Кропоткин, зная силы врага, ценил всякого борца против него. ‹…› Невозможно себе представить, чтобы Ленин мог послать свою книгу Струве с благожелательной надписью, а вот Кропоткин послал. Для Ленина Струве был классовый враг, для Кропоткина – революционный борец, как ни различались цели и средства того и другого»[1283]
.О довольно благожелательном отношении Кропоткина к российским либералам вспоминал и Владимир Поссе. Петр Алексеевич очень подробно расспрашивал его о деятельности либеральной оппозиции в России. Это удивило Поссе, леворадикального марксиста, склонного придавать гораздо большее значение в политической жизни рабочему движению и социалистам. Как только зашла речь о либералах, в Кропоткине вновь проснулся политтехнолог. Он начал выдавать советы, которые могли бы помочь либеральной оппозиции расширить свое влияние. Он считал полезным для ее лидеров использовать в своих интересах масонство, а также установить связи «с высшим обществом, особенно с придворными сферами»[1284]
.