Пиковая Дама – Червонный Валет

Вошел полицейский надзиратель и любезно раскланялся. Постояв немного «ни туда ни сюда», он полюбопытствовал в каждую дверь и после плотно притворил их – очевидно дежурный. Из темного коридорчика появился служитель с огромным медным подносом, полным дымных стаканов чая, и стал осторожно «гусить» по тесной лестнице.

Николай Матвеевич затушил папиросу, когда вновь нарисовавшийся докладчик попросил его следовать за ним. Спустились: чистый широкий коридор. Голядкин прошел через большую светлую комнату, по обеим сторонам которой стояли многие столы, а за ними сидели чиновники. Те что-то сосредоточенно писали; скрипели в усердии гусиные перья, на столах лежали груды дел. Дальше оказалась комната, полная «дуг» с листками, что похоже на адресный стол. Следом за провожатым полицмейстер миновал еще одну невеликую темную переднюю и вошел в низкосводчатый, на два окна, кабинет. Американский стол-конторка из мореного дуба, такие же диван и несколько стульев, длинное зеркало на стене, чтобы господа офицеры могли привести в порядок свои прически и «молодеческие» усы.

«Как все, однако, похоже по всей России… – подумал Николай Матвеевич. – Что у нас, что у них, все на един манер, как в казарме».

Навстречу поднялся упитанный, среднего роста штатский: полное здоровое румяное лицо, ухоженная, стриженная через расческу бородка, усы, длинные русые волосы зачесаны назад, светлые спокойные глаза.

– Шубин Савелий Иванович, старший чиновник для поручений, – стоя по-военному, опустив руки по швам, отрекомендовался господин и, тепло улыбаясь, попросил гостя садиться. – Мы о вас премного наслышаны, Николай Матвеевич, очень рад знакомству-с… С минуты на минуту ждем-с его превосходительство.

– Дай бог… – Голядкин с суровой вежливостью принял рапорт, кивнул головой и, преисполненный внутреннего достоинства, присел в кожаное кресло.

За приторно-сладким чаем обменялись ничего не значащими фразами о погоде, об июльской жаре, о раннем в этом году сенокосе.

– По всей Волге, говорят, такие погоды стоят… Мужик нынче злой – овода в поймах тьма… Скотина после полудня в воде стоит, только ноздри с рогами и видать, ровно не Волга у нас тут, а Нил с крокодилами. Не желаете кваску с хреном из погреба, ваше превосходительство? Жуков, головотяп, чай пересластил, так еще и принес с огня, дуроумый, будто на дворе крещенский мороз. Вот уж воистину, заставь дурака Богу молиться…

Тем не менее чай пили, и Шубин, дуя на блюдце с кипятком, спокойным и певучим волжским говором пространно дудел о том и о сем… Сидел он, откинувшись на спинку, и когда блюдце «отдыхало» на столе, он то ли от волнения, то ли от дурной, неискоренимой привычки то нервно поглаживал себя по ляжкам, то с пристрастием отбрасывал волосы рукой назад.

Николай Матвеевич сделал вид, будто не замечает, разве что брезгливо поджал губы – в чужой монастырь со своим уставом не ходят, – и принялся оглядывать кабинет. На стене, в красном углу, как положено, был водружен казенный царский портрет. На ореховой полке бюро красовался бронзовый бюст не то римского центуриона, не то местного губернатора, над головой которого жужжащим нимбом крутились две зеленые мухи.

Шубин вновь по-домашнему шворкнул кипятком и принялся старательно наглаживать ляжки.

– Может быть, хватит? – неожиданно громко взорвался Голядкин, так что позолоченные отвесы его аксельбантов грозно звякнули меж собою.

Шубин поперхнулся чаем, блюдце скакнуло в его неутомимых руках и, едва не ошпарив хозяина, зазвенело на столешнице американской конторки.

– Что-с хватит… ваше-с..?

Старший чиновник для поручений стоял соляным столбом и напряженно всматривался в лицо полицмейстера.

– А то вы не понимаете? Или вздумали ваньку валять?

– Никак нет, ваше-с превосходительство!

– Хватит… ляжки начесывать, как шелудивая обезьяна! Что ж вы, голубь, свое охранное отделение позорите? Не дело, не дело. Тут вам не бордель с девками… мяться да гладиться. И перед вами не цыган с бубном сидит! Стыдно-с, голубчик. Вы еще ногти возьмите за правило под мякоть грызть. Тоже, знаете ли, занятное дело время убить.

Уничтоженный Шубин лишь потерянно хлопал глазами, по красному лбу катились блестящие стежки пота. Он попытался что-то изобразить в ответ, но в это время заслышались энергичные шаги, и в кабинет делово вошел Марков.

– Здравия желаю, Николай Матвеевич, вижу, истомились в ожидании? Ба, Шубин, голубчик! На тебе лица нет? Что тут у вас, господа, приключилось: спор, ссора, дуэль?

– Так, сущие пустяки. – Голядкин закинул ногу на ногу и дружелюбно посмотрел на старшего чиновника для поручений. – Мы тут с Савелием Ивановичем поспорили, почем нынче сеном будут торговать. Вот и взопрели малость.

– Ну, ну… – недоверчиво топорща усы, хмыкнул полковник и налил себе воды из графина. – Впрочем, оставим охи да ахи, к делу. Вы, Савелий Иванович, срочно распорядитесь, чтобы в мою коляску запрягли Печенега, и сами будьте готовы к выезду на задержание.

– Слушаюсь! – Шубин сорвался с места, словно черти жгли ему пятки.