Пиковая Дама – Червонный Валет

– Однако… – усмехнулся в седеющие усы Марков. – Что б ни сказали вы, Николай Матвеевич, а я позволю себе усомниться… Насолил вам чем Шубин? Ну, вот видите, нет дыма без огня. Увы, безродная кость, из разночинцев… культуры и лоска катастрофически не хватает. Зато прекрасный знаток своего дела. Я, знаете ли, плюю на всякие там условности, уж не обессудьте… Мне все равно, какого цвета кошка… лишь бы крыс хорошо ловила. А Шубин знатный охотник, доложу я вам, хоть и простецкий малый.

Марков, скрестив на груди руки, посмотрел из-под арки бровей на сидевшего в кресле коллегу и вдруг, тепло сломав натянутую складку губ, объявил:

– Ну-с, Николай Матвеевич, поздравьте! Видит бог, не чаяли… Но ведь свистнул-таки рак на горе. По-моему вышло. Объявился наш перелетный сизарь. Через час будем брать стервеца. «Случка» у него в косоротовском кабаке с давним должничком… Печенкой чую, будет сегодня полонез с фейерверками.

– Слава святым угодникам! – Голядкин с чувством перекрестился и крепко дважды пожал жесткую руку полковника. – И откуда вам все известно, Юрий Владимирович?

– Не все… Но люди делятся на тех, кто знает и кто не знает. Я – знаю.

– И все же? – просияв лицом, возможно, впервые за последние два дня, настоял саратовец. – Ведь ничегошеньки толком не было у вас в руках…

– Обижаете, сударь. Из ничего – ничего не выйдет. Мы все же-с жандармерия… есть у нас и свои секреты, и методы… есть, наконец, и свои принципы. Я так думаю: сумел, pardon, нагадить, сумей и подчистить. А уж какими методами ты сего добиваться станешь – не суть. Признание под давлением, дача показаний под прессом, да хоть под гильотиной, какая разница? Главное, чтобы зло было наказано. Я так разумею: Богу – Богово, кесарю – кесарево. Каторга должна знать свое место! И цепи для всякого рода жулья в России еще не один век ковать будут. Благо железной руды у нас на весь мир хватит…

– Но… под ружьем и невинный любое подпишет…

– Николай Матвеевич, бросьте вы свое либеральное миндальничанье. Не давите из меня милосердие. Верно в бронзе отлито: «Цель оправдывает средства». Вот и весь сказ. Вам, как я понимаю, до зарезу был нужен убийца? Ну-с, то-то. При чем тут негуманный подход, перебор в дознании? Он кто – этот Ферт? Нужны еще другие аргументы? Вы не хуже меня знаете их гадливую суть. Они ведь как считают: что без их воровского мира и нас на свалку выбросить след. Еще скрипят недовольством в тюремных подвалах: дескать, это мы «шьем» им дела… хотя они, оторвяжники, сами шьют себе срок в эфемерной надежде, что их Фортуна отмажет.

– Возможно, кто-то из них и согласен с вашим доводом, полковник, – кивнул головой Голядкин. – Да только вот беда… их черная кровь никогда не примет сию правду. Что далеко ходить, у нас, как и у вас, что ни день, то два разбоя, три квалифицированные кражи, что ни месяц – убийство. И вечная головная боль: «В какой стороне искать?» Ведь так?

– Ну о чем вы, Николай Матвеевич? Что мы, в другой стране живем? Или иным миром мазаны? Все так, все так… – сурово усмехнулся Марков. – Вот оттого нам «дым Отечества и сладок, и приятен…»

– Да, да, – нахмурился полицмейстер, машинально постукивая по ногтю большого пальца длинным мундштуком папиросы. – А как обстоит дело с подельницей этого фрукта? Я слышал от наших саратовских купцов – держателей трактиров, эта бестия вряд ли выдаст своего желанного и будет любить его до последней капли крови.

– Скорей до последнего золотого… Опытная сучка. О таких, знаете ли, Николай Матвеевич, говорят: «Сия особа далеко не мышеловка, а мужеловка». Угу… Мы не сумели взять ее в прошлый раз. Бьюсь об заклад, и нынче нас ждет тот же результат.

– С чего бы? – насторожился Голядкин.

– Говорят… нет ее в городе. Один, похоже, в Астрахань Ферт пожаловал. Но вы уж не серчайте крепко. Эх, раззудись, плечо молодецкое, станется нынче полонез с фейерверками!

Глава 6

Ферт доел кусок копченой телятины, лениво запил его кружкой ячменного пива и, задрав голову, посмотрел на небо. Нежно-голубое, с золотым кружевом солнечных лучей, оно, казалось, улыбалось ему сквозь зеленые кроны деревьев. Алдон откинулся на широкую спинку лавки, свободно разбросал руки, закрыл глаза, подставляя кремнистое лицо теплому ветерку. Нет, не надышался он волей, не наелся ее дарами. И вспомнилось ему далекое, терпко пощипывающее душу: когда-то, таким же бархатным месяцем, когда воздух был пропитан спелыми запахами лета, он бегал по пояс в высокой траве. То была даже не трава, а почти сплошные полевые цветы – желтые, розовые, алые, синие – красота и благоухание жизни! Местами уже начался сенокос. Деревенские бабы и девки в цветных сарафанах и белых платках трясли и копнили сено…