Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

Сталин не мог не заметить полной тождественности результатов[234] — с тем, правда, различием, что египетский Иосиф добился успеха с помощью предсказанного им голода, тогда как Иосиф советский сам же его организовал; в обоих случаях раскулачиванию предшествовали — «семь лет тучных» в Египте, «ряд урожайных годов» (по определению генсека) в СССР. Еще в декабре 1925 года на XIV съезде он, как бы мимоходом, обмолвился пророческой фразой: «Можно было бы, не глядя ни на что, двинуть вперед экспорт вовсю, не обращая внимания на состояние внутреннего рынка, но это обязательно вызвало бы большие осложнения <…> в смысле некоторого

искусственно организованного голода». З

адолго до того, в 1920‐м, Сталин призывал режим создать государственный хлебный фонд «для революции на Западе». Мировая революция — лишь предлог для этой хлебозаготовительной мании, соединившей в себе ленинский государственно-помещичий идеал «хлебной монополии» с ветхозаветным сюжетом, — предлог, на котором Сталин даже не очень настаивает. Вскоре он говорит, что «наличие известного минимума хлебных запасов в руках государства является пружиной всех пружин возрождения промышленности и сохранения Советского государства». Из года в год он упорно возвращается к этому требованию, нагнетая его до некоторой даже поэтической образности: «Мы не можем жить, как цыгане, без хлебных запасов». Неожиданные «цыгане» отсылают именно к библейскому тексту: ведь они традиционно отождествлялись с египтянами. И ниже: «Разве не ясно, что великое государство, занимающее шестую часть суши, не может обойтись без хлебных резервов для внутренних и внешних надобностей? <…> Нам безусловно необходим известный резерв для интервенции в дело хлебного рынка, для проведения нашей политики цен» (июльский пленум 1928 года). Наконец, уже во время коллективизации, генсек разъясняет, что «хлеб нельзя рассматривать как простой товар <…> Хлеб есть валюта валют». (Одновременно проводится и мощнейшая кампания по конфискации обычной валюты, а равно «драгметаллов» у всего населения страны, по масштабам ничуть не уступавшая вымогательствам Иосифа, посредством которых все серебро египтян перешло в казну фараона.)

Пресловутые «десять сталинских ударов» — это, как в устном сообщении отметил Зеев Бар-Селла, реплика на ветхозаветные десять казней египетских (в ивритском оригинале именно «удары» — «макот мицраим»). Библейские сюжеты он иногда сжимает до размеров метафоры: «Нам приходилось строить под огнем. Представьте себе каменщика, который, строя одной рукой, другой защищает тот дом, который он строит». Так в книге Нехемии описано возведение иерусалимского Храма: «Строившие стену <…> одною рукою производили работу, а другою держали копье» (4: 17).

На склоне лет в его поведении, возможно, отозвались и православные социокультурные привязки[235], слегка подогретые памятью о набожной матери и о верующей жене (первой, Екатерине Сванидзе[236]

), — отсюда такие реликты религиозного умонастроения, как народно-грузинские литургические поминки (хлеб и вино) по сыну Якову[237] или совет, который он дал Громыко, — слушать в США церковные проповеди, чтобы лучше усвоить разговорный английский.