Читаем Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты полностью

Теперь к Архиерейскому собору, срочно проведенному Сталиным в Москве 8 сентября 1943 года, немногим выжившим епископам, доставленным из лагерей и тюрем, спешно вставляли новые зубы — взамен выбитых на следствии, — а церковное облачение в ударном порядке готовили в пошивочных мастерских Красной армии. Хотя по части церковной политики догнать немцев он так и не сумел, с осени этого, 1943-го, года Сталин по их примеру тоже начал в немалом количестве открывать отобранные ранее у народа храмы и позволял возводить новые. Воскресить Церковь он надумал вскоре после того, как упразднил Коминтерн — и помимо прочего, с тем, чтобы отчасти заменить его. Но превратить Москву во всемирный православный Ватикан после войны ему не удалось: Элладская церковь не поддержала его попытку созвать Вселенский собор в СССР, и Сталин потерял интерес к этой затее[246] (после отторжения Югославии так же зачахла и идея всеславянского единства под эгидой Кремля). Уже с середины 1940‐х годов, пишет Курляндский, «шло массовое закрытие открытых в годы войны церквей на бывших оккупированных территориях»; а «с октября 1948 г. советским государством не было открыто вообще ни одной церкви <…> С этого времени до конца сталинского правления отклонялись все 100 % ходатайств верующих»[247]

.

Для адекватного восприятия происходившего достаточно будет привести итоговую статистику. «По оценке Г. Митрофанова, на занятой немцами территории СССР за три года открылось около 10 тысяч православных приходов, в то время как на территории, не подвергшейся оккупации, до 1988 года (!) открылось не более тысячи приходов». Резюмируя эту картину, И. Ермолаев пишет: «В целом именно оккупация дала толчок к возрождению религиозной жизни в России»[248].

Но отсюда вытекает, что подлинным восстановителем православия в России был вовсе не Сталин — а Гитлер.

Бесошвили

Наряду с деформированным и посильно утилизованным православием генсеку был присущ дух чародейства, ритуала и суеверий, наложивший отпечаток на всю идеологическую и полицейскую специфику его режима, — ср., в частности, приравнивание к террористическим актам таких действий, как прокалывание глаз на газетных фотоснимках Сталина или даже рассечение его имени посредством переноса на следующую строку и т. п. Однажды, в беседе с Эмилем Людвигом, он высмеял понятие судьбы, «шикзаля», — но сам очень внимательно прислушивался к предсказаниям знаменитого мага Вольфа Мессинга. Сомнительно, чтобы в магической и демонической ауре, созданной его правлением, Сталин оставался полностью безучастным и к той фольклорной демонологии, для которой он сам, во всем наборе своих психологических свойств и собственно физических особенностей, связанных с асимметрией (сросшиеся пальцы на ноге, малоподвижная левая рука, оспины на лице), выглядел сатаной, «рябым чертом». Говорили, что «в детстве у Сосо имелось прозвище Геза, что означает Кривой или Кривобокий»[249]

, а в Туруханской ссылке его называли Оськой Корявым[250]. Однажды в пургу сибирские рыбаки с ужасом приняли его за водяного[251]
. Но по большей части легенды о нем четко связываются с преданиями об Антихристе или о так называемом Великом Грешнике[252] — персонажах, рожденных блудницей и сожительствующих с собственной дочерью. Ср. аналогичные слухи о женитьбе Сталина, пересказанные Л. Васильевой со ссылкой на «одну старую большевичку, бывшую слушательницу Института красной профессуры»: «Однажды, это было примерно за неделю до Седьмого ноября, Аллилуева сказала своей подруге, что скоро с ней случится что-то страшное. Она проклята от рождения, потому что она — дочь Сталина и его жена одновременно. Этого не должно быть в человечестве. Это кровосмешение. Сталин якобы сам ей это сказал в момент ссоры. Бросил в лицо: мол, то ли от меня, то ли от Курнатовского. А когда она остолбенела, пытался поправить положение: пошутил, мол. Она прижала к стенке свою мать, которая в молодости хорошо погуляла, и та призналась, что действительно была близка со Сталиным и со своим мужем в одно время, вроде бы то ли в декабре 1900-го, то ли в январе 1901-го, и, если честно, не знает, от кого из них родилась Надя, хотя, конечно, она на законного отца похожа, значит, от него. Аллилуевой все же стало казаться, что она — дочь Сталина, а значит, сестра своих дочери и сына. В общем, какой-то бред. Дьявольская история. В последние дни своей жизни она считала, что таким, как она, не место на земле»[253].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное