Чем, собственно, отличается Крупская от всех прочих товарищей, генсек прекрасно знал, ибо, конечно, навсегда запомнил ультиматум Ленина: «Уважаемый тов. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она вам выразила согласие забыть сказанное <…> я же не намерен забывать так легко, что против меня сделано, а
Ср. также замечания Авторханова, который запечатлел ситуацию, сложившуюся в конце 1920‐х годов:
Н. К. Крупская, вдова Ленина, уже один раз обжегшаяся на Троцком (Сталин в свое время из‐за ее поддержки Троцкого чуть не исключил ее из партии), на заседаниях Политбюро и президиума ЦКК во время обсуждения правых угрюмо молчала, а после заседания, как рассказывали тогда, приходила на квартиру то к Рыкову, то к Бухарину и часами плакала, говоря:
— Я все молчу из‐за памяти Володи (Ленина), этот азиатский изверг так таки потащит меня на Лубянку, а это позор и срам на весь мир…
А потом, постепенно приходя в себя, повторяла свою знаменитую фразу троцкистских времен:
— Да что я! Действительно, живи сегодня Володя, он бы и его засадил. Ужасный негодяй, мстит всем ленинцам из‐за политического завещания Ильича о нем![496]
Изредка (например, в борьбе с Троцким на XIII партконференции) Сталин все же использовал авторитет ненавистной ему Крупской. В общем, при всей своей семинарской подготовке он не питал ни малейшей охоты к семейно-евангельскому согреванию ленинского образа, противополагая этой слащавой ностальгии постное величие абстрактного ленинизма. Более того, былая принадлежность к ближайшему ленинскому окружению, как и ко всей его «гвардии», в 1937 году обернется верной дорогой к гибели. За много лет до своего воцарения в ранге главного жреца ленинизма, еще при жизни наставника, Сталин, по свидетельству Молотова, «слишком грубовато» отзывался о Крупской:
Я должен перед ней на задних лапках ходить? Спать с Лениным еще не значит разбираться в ленинизме!
Мне Сталин сказал примерно: «Что ж, из‐за того, что она пользуется тем же нужником, что и Ленин, я должен ее так же ценить и признавать, как Ленина?»[497]
В 1934 году «Правда» поставила ей на вид, что она неправильно вспоминает о Ленине[498]
. Спустя четыре года политбюро осуждает Крупскую за ее положительный отзыв о «политически вредной» книжке М. Шагинян, посвященной семье Ульяновых. Ленинской вдове строго указано, что любые рассказы о ее муже — дело не семейное, а «общепартийное». Оказывается, Крупская «недопустимо и бестактно» претендует на «роль монопольного истолкователя обстоятельств личной жизни» покойного[499].