Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

Естественно, что исключительно важное место в его кадровых расчетах занимала война, как показало, в частности, сталинское выступление на расширенном заседании Военного совета 2 июня 1937 года, на пике репрессий. Тогда он возвестил своей текучей аудитории (огромная часть которой тоже вскоре будет им перебита), что рейхсвер «из СССР хотел сделать вторую Испанию и начал вербовать шпиков, орудовавших в этом деле», — ведь Испания и стала, как известно, первой лабораторией для сталинского массового террора[577]. Касаясь уничтожения военных кадров в СССР, Сталин счел полезным успокоить командиров, встревоженных влиянием этих акций на боеспособность РККА (не говоря уже о собственной участи): «Говорят, как же такая масса командного состава выбывает из строя. Я вижу кое у кого смущение, как их заменить. (Голоса

: Чепуха, чудесные люди есть). // В нашей армии непочатый край талантов. В нашей стране, в нашей партии, в нашей армии непочатый край талантов. Не надо бояться выдвигать людей, смелее выдвигайте снизу. Вот вам испанский пример». Взамен слишком известных Тухачевского и Уборевича (теперь уже, впрочем, репрессированных) власти «послали туда людей малозаметных, они же там чудеса творят. Кто такой был Павлов? Разве он был известен?» — а ведь действовал наилучшим образом. Столь же одаренными военачальниками в Испании оказались ранее не проявившие себя в боевых действиях Берзин и Штерн: «Вот где наша сила — люди без имен»[578]

. Возможно, он успокаивал и самого себя — но «люди без имен» в схватке с Гитлером ему все же не пригодятся. Берзина он расстреляет в 1938‐м, а Павлова и Штерна вместе с другими «чудесными людьми» — прямо во время войны, в 1941‐м.

О стареющих начальниках, вновь включив в их набор и самого себя, он опять заговорит незадолго до этой войны, 4 февраля 1941 года, в присутствии наркомов и генералитета, и тоже в узком кругу — на праздничном ужине у Ворошилова по случаю дня его рождения. Согласно дневнику Г. Димитрова, он заявил, что «старики должны понять, что если молодых не допускать до руководства, то это — гибель <…> Старики должны охотно уступать место молодежи»[579]. Тост был тем уместнее, что прозвучал он на 60-летии бездарнейшего Ворошилова, провалившего Финскую кампанию (за его здоровье, уточняет Димитров, Сталин так и не выпил). Тогда же, в феврале 1941-го, генсек снова, как в 1937‐м, возвестил на пленуме ЦК: «Теперь в Политбюро стариков немало набралось, людей уходящих, а надо, чтобы кто-либо другой помоложе был подобран, чтобы они подучились и были, в случае чего, готовы занять их место. Речь идет к тому, что надо расширить круг людей, работающих в Политбюро»[580]

. (Так в конце жизни он заменит их расширенным Президиумом ЦК.)

Воля масс и вождь-медиатор

Сообразно своим переменчивым потребностям, взаимосвязь армии и партии он то отвергает, то, напротив, педалирует. Так еще в конце 1923 года генсек бурно возмущался тем, что оппозиционер Рафаил, рассуждая об иерархической бюрократизации партии, сопоставил ее с армией. Сталин, совсем недавно (правда, в приватных заметках) называвший партию «орденом меченосцев», теперь гневно уличает оппонента в «чудовищной ошибке»: «Как можно превратить партию в армейскую организацию, если она… строится снизу на началах добровольности, если она сама формирует свой штаб?» Вдобавок «штаб партии не может двигать ряды партии произвольно, куда угодно и когда угодно». Между тем ранее, в 1920‐м, Сталин писал: «Мы имеем… партию, членов которой можно в любой момент перестроить в рядах и сотнями тысяч сосредоточить на любой партийной работе, партию, которая… одним мановением руки Центрального Комитета может перестроить свои ряды и двинуться на врага». А в 1937‐м, на палаческом мартовском пленуме, Сталин, согласно официальному, уже отредактированному им газетному тексту, с пафосом изображал ВКП именно как воинство:

В составе нашей партии… имеется около 3–4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, — генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это — наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тысяч низшего партийного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство.

Казалось бы, столь полярные оценки — строение «снизу» и тотальная субординация — абсолютно несовместимы. Но нет, как мы знаем, на том же пленуме он превосходно обеспечивает их взаимодействие, выдвигая снизу «свежие силы».