Письма, 1926-1969

Пишу в небольшой спешке, поскольку готовлюсь к очередной серии докладов в Нотр-Дам, которые совершенно неожиданно перенеслись с начала мая на начало марта. Тема: философия и политика. Я погружена в работу, должна подготовить все в письменной форме, поскольку они хотели бы их опубликовать, вероятно, пришлю их и Вам. Но пока не уверена.

Кроме того: есть вероятность, что в этом году мне «придется» отправиться в Европу. Моя организация¹, с которой я мысленно распрощалась, вдруг получила возможность осуществить проект по съемке микрофильма во всей Западной Европе (еврейские рукописи и иудейские документы в библиотеках и архивах). Все решится в течение месяца. Тогда мне нужно будет поехать в Рим, Францию, Австрию и Германию, чтобы договориться о разрешениях, прежде чем можно будет отправлять экспертов. Мне бы больше всего подошла осень (сентябрь или октябрь), но пока нет никакой уверенности, что не придется ехать сразу в мае или июне. Июль и август я хотела бы в любом случае провести здесь, поскольку у Генриха будут каникулы, а я так редко вижу его в течение семестра. Все пока очень зыбко, но я подумала, что все-так должна Вам сообщить.

Как всегда

Ваша

Ханна

1. См. п. 31, прим. 9.

155. Ханна Арендт Карлу Ясперсу9 мая 1954

Дорогой Почтеннейший,

Должна поблагодарить Вас за «Леонардо»¹

, совсем забыла, поскольку должна была уезжать как раз, когда он пришел. А также должна спросить, все ли у Вас в порядке? Кажется, я давно от Вас ничего не слышала. Шилпп до сих пор так и не прислал перевод.

О наших делах рассказать нечего, помимо того, о чем Вы и так можете прочитать в газетах. Я занимаюсь переводом своей книги и прямо сейчас в легком недоумении, поскольку внезапно получила от Europäische Verlagsanstalt предложение опубликовать книгу целиком, а не ее сокращенную версию, как хотел Рентч. Решение нужно принять очень быстро. В любом случае это большая работа, которая доставит много неудобств, потому что сейчас помешает мне больше, чем несколько лет назад. Я не могу писать и по-немецки, и по-английски, поэтому не соглашаюсь на доклады или papers, как их здесь называют, помимо двух небольших выступлений: одного в философском обществе о современном понятии философии и другого на заседании Американской ассоциации политических наук, от участия в котором глупо было бы отказываться. Также хотела сообщить, что совершенно неожиданно мне вручили одну из литературных премий Национального института искусств и литературы² (крайне формальная история). Тысяча долларов. Так называемый почет, все это крайне странно.

Поездка в Европу пока откладывается. Предназначенное для нее финансирование пока не получено. Получит ли наша организация то, о чем мы просили, точно не известно, также не принято решение, будем ли мы с Бароном продолжать работу в условиях сокращенного бюджета. Однако я полагаю, скоро все решится. Но уже не этим летом, что на самом деле меня устраивает, потому что сперва нужно разделаться с этим дурацким переводом.

Вот лишь небольшой привет. Если секретарь еще у Вас, может быть, Вы могли бы надиктовать ему пару слов, чтобы я знала, что с Вами все хорошо.

Всего наилучшего вам обоим

Ваша

Ханна

1. См. п. 143, прим. 5.

2. Х. А. была присуждена премия Академии искусств и литературы за ее книгу «Истоки тоталитаризма». В 1964 г. она стала членом Национальной академии искусств и литературы, основанной в 1898 г. и включавшей 250 членов.

156. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 14 мая 1954

Дорогая, милая, уважаемая Ханна!

Вы имеете полное право злиться, что я не отвечал так долго. Всего, что я могу сказать в свое оправдание, совершенно недостаточно: моя почти непозволительная занятость, на которую я согласился добровольно; ежедневные задачи профессорской службы – необходимость ответить на Ваше любезное письмо, только лично, не под диктовку; доверие: Ханна меня хорошо знает и, даже если ей расскажут обо мне какую-нибудь гнусность, не поверит, что все действительно так и есть, не поймет неправильно мое молчание, и завтра, послезавтра я обязательно напишу – вот что я думал все последние недели. И теперь Вы написали снова и оправдали мое доверие. Но простить себя я не могу.