Письма, 1926-1969

Скоро отвечу на любезное письмо Генриха. Ужасно, что я так затянул с этим. Сегодня лишь немногословный ответ: в первую очередь благодарю Вас за введение к эссе Броха. Уверен, оно прекрасно, так как предлагает точную и живую картину. Я сразу прочитал его до конца, но моя неприязнь к герою все возрастала. На удивление претенциозная и по сути безосновательная «теория» – и тщетный поиск последнего якоря «помощи». Несчастный человек. Он меня мучает. Теперь благодарю Вас за статью об авторитете¹. Большая его часть мне была уже знакома. Прочитав его еще раз и поразмыслив, я начал сомневаться. Вы отделяете общее понятие от его привычного римского обоснования, что сперва кажется справедливым, но все же неосуществимо. Возможно, в мире еще больше авторитетов, чем Вы полагаете. И все же Ваши взгляды на утрату авторитета и значение «основания» весьма существенны. Я хотел бы, чтобы Вы коснулись основ, чтобы мы сразу могли почувствовать, что они есть. Следует стремиться к удержанию и возрастающему одобрению упомянутого авторитета. Ваша точка зрения очень уязвима. Симптоматичной мне показалась и Ваша отсылка к Хайдеггеру², она свойственна тому способу мышления, который я не разделяю (несмотря на то что связь намечена лишь приблизительная). Хайдеггер превосходно разделяет «справедливость» и «истину». Но то, каким образом он это делает, кажется мне простой подменой. Он пользуется «идеей» Платона как расхожим учением об идее, которое ошибочно вменяют Платону в вину. Она необходима ему в «Тимее», когда он рассказывает о «правдоподобном мифе»³

. В большинстве диалогов он обходится без нее. Необходимо вдуматься во вторую часть «Парменида», чтобы понять, о чем он говорит. Притча о пещере – восхитительное, глубокое изобретение Платона, головоломка, уводящая туда, где уже нет места подобным сравнениям. Необходимо иметь под рукой шестую книгу⁴, в которой он развивает идею, позже выраженную в притче. Платон как историческая первопричина несчастья справедливости, занявшей место истины, и истина, как «откровение», утраченное Платоном, – вот, что Вас восхищает. В своем экземпляре трактата 1942 года⁵ я отметил на полях: «немного смешно»⁶. Жаль, что я передал Вам более поздний экземпляр. Я совсем забыл о предыдущем, в котором сохранились мои пометки, и даже не искал его. Мы могли бы об этом поговорить. В коротких письмах ничего не выразить. Примером столь же ложного истолкования Платона мне кажется Ваше изложение его идей о государстве и законах: словно это в некотором смысле программа, а не отражение праобраза неутвержденного порядка, смысл которого можно постичь лишь памятуя, что предпосылкой платоновской политики было философское воспитание, данное Платоном Диону⁷

и начавшееся с изучения математики, необходимой для первого шага к освобождению от чувственности. Не следует забывать и о том, что лучшему государству, управляемому философами, не нужны законы (поскольку законы твердят об одном и том же, а государственные деяния невозможно обобщить в едином принципе – полагаю, об этом говорится в «Политике»)⁸. Толкование Платона – критерий собственной философии.

Кажется, история с Шилппом близится к завершению. В апреле он возвращается в Чикаго и намерен сразу отправиться в типографию. С Кольхаммером дело обстоит так, что, кажется, американское и немецкое издания выйдут одновременно. Для Кольхаммера я еще раз перечитал оба текста⁹

, написанные три года назад, и почти не вносил никаких изменений, по крайней мере ничего существенного. С неточностями придется смириться. Теперь вопрос лишь в том, хотели бы Вы изменить некоторые части после новой редакции: касающиеся Вас (кое-что добавилось в «Ответе», в автобиографии что-то было изменено) и касающиеся моей жены (в автобиографии). Если угодно, я отправлю Вам страницы, по которым Вы сразу поймете, что изменилось, потому что новые фрагменты добавлены от руки.

Жена переживает по поводу случившегося у меня «приступа» небезосновательно. Но даже если ни в чем нет уверенности, не так сложно сохранять хорошее расположение духа и делать все возможное. Моей жизни, конечно же, ничего не угрожает. Настоящая опасность мне не угрожает. К тому же меня ужасает мысль о том, что жена может остаться в этом мире совсем одна. Вы будете в числе тех добрых друзей, что будут связаны добрыми воспоминаниями. Меня согревает эта мысль. Но пока я собираюсь преподавать, готовлю курс лекций¹⁰ и семинар¹¹. Чувствую себя бодро. Сегодня под диктовку записывает новый ассистент¹²

. Хубер стал профессором Высшей технической школы в Цюрихе.

Сердечный привет вам обоим.

Хочу вскоре написать Генриху. Благодарю вас за потрясающий альбом Аянты, подаренный на день рождения.

Ваш Карл Ясперс