Письма, 1926-1969

Высылаю Вам несколько страниц, в которых содержатся существенные изменения или замены или исправления из немецкого издания, в особенности в моем ответе Вам, а также краткую автобиографическую справку о моей жене. Стоило бы отправить и некоторые другие фрагменты, но они не столь существенны.

Сегодня в спешке сообщаю лишь об этом. Надеюсь вскоре написать Генриху. Лекции и семинары пока проходят удачно.

Сердечный привет вам обоим

Ваш Карл Ясперс

Эдуард Баумгартен – не тот, о ком Вы подумали. Он доцент во Фрайбургском университете, во времена нацистов занимал должность философа на кафедре Канта, в 1945 г. по радио обращался с призывом (из Берлина) отстаивать Кенигсберг до конца, дальний родственник Макса Вебера, в нем сохранилось неподдающееся описанию очарование этой семьи, поистине уникальный персонаж. В некотором смысле нахален – вечный мальчишка – поэтому заслуживает того, чтобы поставить его на место.

187. Ханна Арендт Карлу Ясперсу1 июля 1956

Дорогой Почтеннейший,

Изо дня в день я откладывала ответ на Ваше письмо, потому что ждала точного решения от Фонда Рокфеллера: согласятся ли они оплатить дорожные расходы «Философских встреч». Кажется, ответ отрицательный. В начале июня я беседовала с одним господином, с которым хорошо знакома, они бы с радостью оплатили мою многомесячную поездку в Европу, во-первых, потому, что поддержка на столь незначительный срок, на который рассчитываю я, не имеет для них особого смысла, во-вторых (что важнее), потому, что для них, в связи с неадекватными расследованиями конгресса, весьма затруднительно было бы оплатить поездку во Францию, цель которой здесь никому не понятна. (Прошу, это строго между нами!) Я думала провести в Европе пять недель (в этом году я действительно не могу остаться на более долгий срок) и предложила обозначить поездку как «научно-исследовательскую». Но все равно ничего не вышло. Так что теперь мы встретимся лишь в следующем году. Печально. Но пока ничего не известно наверняка, я до сих пор не получила официальный отказ, а спрашивать я не хочу.

Когда пришла Ваша корректура автобиографии и ответ, я уже успела передать рукопись со своими исправлениями Шилппу, поэтому просто передала ему все листы с корректурой сразу. Надеюсь, Шилппские штучки не начнутся сызнова.

На вопросы, которые Вы затронули в своем письме, непросто ответить письменно. Но мы бы быстро пришли к единодушию по поводу Броха, с той лишь разницей, что он действительно был моим другом. Я старалась сохранить в предисловии необходимую дистанцию, и все, о чем я пишу, мне совершенно чуждо. Но кроме меня этим попросту некому было заняться.

Нам необходимо обсудить Платона. В письме все может быть истолковано неверно, как очевидным образом и то, о чем я пишу в статье об авторитетах. На мой взгляд, Платон в «Государстве» хотел «применить» свое учение об идее в политике, несмотря на то что сформировалось оно в совершенно других условиях. Мне кажется, Хайдеггер не прав, когда интерпретирует и «критикует» учение Платона об идее через притчу о пещере, но прав в том, что в воплощении образа пещеры истина тайком обращается в справедливость, а идеи становятся мерой всех вещей. Должна признаться, что иначе отношусь к политическому эксперименту Платона в Сиракузах. Не могу ничего поделать, до сих пор он кажется мне забавным. (Прошу, не сердитесь!) Со времен суда над Сократом, то есть с тех пор, как полис привлек философа к ответу, существует конфликт между политикой и философией, след которого я и пытаюсь обнаружить. Платон отвечал, и слова его были так убедительны, что до сих пор имеют определяющее значение. Слова Сократа почти преданы забвению.

Нет, эти разговоры пока нужно оставить. Работа над Vita Activa в самом разгаре, и о взаимоотношениях философии и политики, которые так меня занимают, на время нужно забыть. Лекции в Чикаго прошли неплохо, несколько выдающихся студентов, в остальном успех средний. Пишу с радостью, но получится ли что-то дельное, пока не знаю.

Пришло весьма рассудительное письмо от Пипера, точно как Вы и предсказывали. Пока мы не пришли к соглашению по поводу отчислений. Он хочет выплачивать лишь 8 %, а я не готова согласиться меньше чем на 10 %. Это не столь важно, но я не понимаю, почему он хочет платить меньше, чем принято.