Планка абсолюта

– Польщена, сверх меры польщена, – я почувствовал, как ее руки обвивают мои ступни. Мачете отправилось в сторону, и, держа факел одной левой, я взял Амрону за руку и потянул ее руку вверх.

– Отныне Прайд-Роял во власти нас двоих!

– Честь и хвала! – мощно и как-то даже не по-женски выкрикнула Амрона.

Вокруг раздался галдеж и чьи-то истерические крики.

Я включил факел и передал его Амроне, подчеркнув этим момент триумфа. Она не стала брать его себе надолго, а, скрепив наши руки, подняла факел над головой, так что оказалось, что мы оба держим яркий свет и возвышаемся над всем миром. Так мне казалось, так я в это хотел верить! Взлет из грязи в князи произошел в какие-то минуты. Только вот князь по-прежнему был незрячим. Но ведь слепая гордость – лучшая забава!

– Прайд-Ро-ял! Прайд-Ро-ял! – скандировал я под шум толпы.

– Мой господин, пришло много народу, надо развлечь толпу!

– Но как, я ведь ничего не вижу! Освободи мои глаза, Амрона!

– Тут не нужно утруждать глаза, – мягко ушла она от просьбы, – просто вспомни, мой господин, кто причинял тебе неудобства, и толпа будет рада проучить негодяя и заодно поможет тебе забыть о всяком расстройстве. Так всегда бывает!

В голову не шло ничего, кроме Хэй. Мне до жжения в груди хотелось ее проучить. Только я открыл рот в желании прокричать имя обидчицы, но в спасение несчастной на меня низошла мысль:

«Что дикари сделают с Хэй? Не придется ли завтра хоронить еще одну жертву моей глупости?»

Эта мысль была такой неожиданной и такой неуютной, угрюмой. В теперешнем положении мне не пристало думать о злосчастной неудачнице; жалеть, раскаиваться. Спесь все же стала сходить, и я произнес:

– Конечно, я бы назвал… охранника!

Не успел я договорить, как все стихло. Бодаться с охранником даже самым здесь отважным было не по плечу, потому что результат поединка – однозначная победа охранника.

– …Однако к чему сегодня поминать негодяев!

Заурчал одобрительный шепот, и кто-то крикнул – «Развлечений!»

– Я развлеку всех хорошей песней!

Многие удивились такому повороту, некоторые обрадовались, но Амрона явно расстроилась настолько, что ее огорчение я чувствовал, не видя ее лица. Я же хотел услышать, поняла ли Хэй, что я ее спас.

– Хэй, где ты, Хэй? Ты слышала, я пою… песню!

Несчастная все понимала, и слабым голосом сказала:

– Да, так велико-д-душно!

На последнем слове она сорвалась на слезы. Выждав паузу, я запел протяжный гимн, который знал с давних времен. Пение получалось трогательным, и в былые годы взрослые дяди и тети обычно плакали. В конце гимна был драматический пассаж на высоких нотах, рассказывавший о всплытии подводной лодки после месячного дрейфа подо льдами. Моряки, пережившие потерю герметизации, пробоину и глубоководные бомбы, в конце концов в порту выходят на трап под приветствия друзей, жен и детей. И тут внезапно налетают бомбардировщики и в минуту обращают красивую идиллию в трагическую историю, оставив в живых одного капитана. Но к чему ему теперь жить?

Толпу песня привела в оцепенение. Своим голосом я был доволен и раньше, но в этот раз мои связки выдавали исключительные переливы, и даже высокие ноты давались легко и протяжно, я просто влюбился в свой голос.

Между тем, песня была больше печальная, чем радостная, а толпа желала веселья. Мне всегда была симпатична моряцкая тематика, и я вспомнил песню про пьяного матроса, с которым сослуживцы не знали, что делать. В конце концов его нарядно одели и связали якорным тросом, на этом все и разрешилось. Мелодия была удалая и разухабистая, и под конец мне подпевали около десяти мужских и женских голосов. Радость покатилась и переросла в топанье и гиканье. Все засуетились, пошли разговоры, как лучше отметить предстоящую коронацию, и разговор завращался вокруг выпивки. Чей-то бас предлагал притащить сосуд немедленно, и я перестал участвовать в сценарии, пока Амрона не прокричала:

– Первым пьет новый хозяин Прайд-Роял!

Не успел я возразить, как бамбуковый ствол с пахучим зельем очутился возле моих губ.

«Как, однако, примитивно! Незрячему человеку тычут в лицо отраву, ну и манеры!»

В джунглях строго-настрого запрещалось пить. Охранник мог запросто уничтожить и не посмотреть на важность твоей задачи, на то, что ты незаменим, и тому подобное. Это очень серьезное ослушание, и в любом состоянии я остерегался на него идти. Май от всего сердца советовал ни при каких условиях не прикасаться к вину и иной выпивке. Из прошлого опыта я вынес, что вино на меня действует пуще всего иного, и мое похмелье ни за что не минует внимательного глаза охранника.

– Благодарю, Амрона, но…

Внезапно наступила тишина, и я запнулся, понимая, что сказал что-то не так.

Глава 20

Замолчали все: должно быть, отказ от выпивки – это совсем плохой тон в Прайд-Роял. Но ведь я даже не успел сказать «нет»!

Кто-то, наверное, Амрона, тронула меня за плечо. Этот жест явно значил сочувствие. Но что не так? Где промашка?

«Так вот же – «благодарю, Амрона», эти два слова… Бог мой, до меня дошло: «благодарю» – это что-то вроде оскорбления. Стало понятно, что в Прайд-Роял не используют вежливые обороты.