Планка абсолюта

– Сумасшедшая! Мы, конечно, попадем, только не в поезд, а прямо в пасть смерти. Уходи же!

– Другой такой раз может случиться нескоро. Мы всегда слышим поезд, только когда он несется мимо. Разве вам не надоело все это рабство?

С меня было довольно. Я изо всех сил дернул Амрону за руку, но девушка-дикарка была равна мне в силе. Больше того, она ухватила меня за запястье и не хотела отпускать. Я чувствовал приближающуюся громаду металла, даже толком не видя ее. До столкновения оставались считанные секунды. Тут я вспомнил про одну болевую точку на ступне (в детстве я неплохо разбирался с обидчиками, наступая на это место). Я изловчился и тюкнул в темноту, туда, где должна была быть ее ступня.

Дикарка от неожиданности взвизгнула и отдернула ногу. Что было сил, я потянул Амрону на себя и повалил на землю. Мы покатились по траве, усеянной острыми кочками, и прямо за нами загрохотали и засвистели колеса, могучие колеса. Махина тормозила с полного хода. Уши оглохли от лязга, скрежета, запахло гарью.

Мое тело дрожало, в висках стучала канонада. Рядом тяжело дышала Амрона. Она не говорила ни слова и все чего-то ждала. Перед нами высился черный силуэт локомотива – истинный титан. Он замер метрах в десяти от места, где мы лежали, и пока ничего не происходило. Звуки постепенно утихали. Стало слышно наше тяжелое дыхание и привычные звуки джунглей. Я всматривался в поезд, ожидая, что выйдет машинист и на чем свет стоит пропесочит нас.

Никто не показывался. Мне казалось, локомотив смотрит на нас и досадует, что мы не садимся в поезд.

– Видите, – прошептала Амрона, – он встал. Поезд никогда не останавливается. Он ждет нас, пошли…

– Глупая, молчи, просто замолчи, – я стиснул ее запястье, пусть даже она сильнее меня.

Прошла минута или чуть больше, и поезд плавно-плавно тронулся. Когда мимо проплывали вагоны, в каждом окне поверх плотно задернутых штор зажигался яркий свет. В этом зрелище было что-то завораживающее. К тому же, краем глаза я видел профиль Амроны. Я по-прежнему опасался причинить вред своим прямым взглядом. Недолго, каких-то пять секунд – и она оправилась от оцепенения и сразу же отвернулась. Все, что я успел в ней разглядеть, напоминало о животном – примитивные эмоциональные линии, свидетельствовавшие о господствующем в ее жизни сильном желании, о неудовлетворении теперешним существованием.

Громыхая колесами, поезд убегал прочь. Ничего не говоря, Амрона развернулась и стала от меня уходить. Мне не хотелось рассуждать – слишком много несуразицы, сумбура, какого-то дикого, животного настроения было во всем случившемся; в минувшем дне с его триумфом и унижением, в поведении Амроны, в самом облике дикарки. Надо полагать, Хэй и остальные были того же сорта. И тот глупец, Свободный, тоже верил, что в поезд входят навстречу мчащемуся локомотиву. Хотя сильный дикарь мог бы быть и сообразительнее… все гордость, гордость.

За верхушками деревьев в невидимом небе занималась заря, и оставалось не больше двух часов до появления охранника. Я лег прямо на землю рядом с рельсами.

«Что мне будет за взбучка? – думал я, засыпая, а уже перед самым порогом сновидений мне привиделось, что поезд желаний и впрямь пускает в себя спереди.

Глава 22

– Ты что, работал с закрытыми глазами? – сухо осведомился охранник.

– Нет! Что бы я тогда увидел, и откуда такой вопрос?

– Потому что с открытыми глазами ты никогда так много за день не делал…

Я придержал язык. Умница Амрона сдержала обещание и прочистила трубки. Какая она…

– Или курнул что-нибудь здешнее? Нравится в Прайд-Рояле, признайся, что нравится?!

– Так… не лучше других мест!

– Все знаю про твои приключения, можешь не кривляться. Сегодня сделаешь столько же!

Охранник растворился, оставив меня думать, правда ли, что он знает мои истории. Его, нелюдя, по тону голоса не разберешь, но понятно, что врет он не меньше брата-человека. Не случайно ведь спросил про глаза… Должно быть, он все равно видит сквозь них, или где-то есть слежение. Мне припомнились камеры. Я поежился.

Амрона постаралась на славу, и только через километр я уперся в место, где кончалась чистая труба. Вокруг никого, даже трава не примята. Наверное, она, или сколько их там было, возвращалась той же дорогой.

«Какие мы все же сообразительные хозяева Прайд-Роял, – вертелась мысль у меня в голове, – сегодня я снова дам распоряжение, и с этой зоной можно покончить!»

Со вступлением в должность хозяина я стал про себя использовать множественное число. Такая форма добавляла больше самоуважения, нравилась.

«Глупый охранник, что он смыслит в самолюбии?! Уважал бы он себя хоть на грош, так не являлся бы донимать меня каждый день, без него понятно, что делать!»

Вместо того чтобы приступить к очистке, я стал ждать появления Амроны или кого-то, кто бы поработал за меня – негоже хозяину заниматься чисткой.